Как появляются бомжи

так и живем

Коренной владимирец, бывший студент 15-го профтехучилища и солдат срочной службы, плотник и художник-декоратор 4-го разряда сорокалетний Виктор Рыжаев вот уже почти два года бомжует. Ночует на улицах, копается в мусорных контейнерах, готовит пищу на костре… Между тем у него есть владимирская прописка и права наследника на трехкомнатную благоустроенную квартиру по улице Северной. Сейчас в этой квартире живет совершенно чужая тетя, которая бедолагу и на порог не пускает.

Попал в больницу. Очнулся – бомж

Виктор с 1993 года лечился от алкоголизма в психбольнице N 4. И пока он там исцелялся, квартиру приватизировали и тут же подарили женщине, ухаживающей за больным отцом Виктора последние полгода.

При оформлении документов опекуном Виктора выступила больница (по суду он был признан недееспособным). От его имени это учреждение согласилось на
1/5 часть жилья. Никто, видимо, не рассчитывал, что Виктор вырвется из-под опеки психбольницы. Поделили квартиру между прикованным к постели отцом и больным сыном так, что последнему почти ничего не досталось. Отец после инсульта и сам стал недееспособен, и его интересы представляла живущая с ним в гражданском браке вторая жена, мачеха Виктора.

Последние годы она ухаживала за беспомощным супругом, пока летом 1998 года сама не захворала. Она попросила племянницу Ирину взять на себя роль сиделки. Та согласилась ухаживать за больным и чужим человеком при условии наследования квартиры.

Дело житейское. Ничего, на первый взгляд, подозрительного во всей этой истории нет. Если бы не один нюанс: с какой легкостью больница-опекун согласилась на ущемление жилищных и имущественных прав своего пациента. Владелец одной пятой – чистая формальность, а не реальный совладелец, который может потребовать размена.

Подписывать дарственные – плохая примета

За несколько месяцев до приватизации весной 1998 года в больнице Виктора признали недееспособным (хотя лечился он с 1993 года). В середине лета за хозяином квартиры Василием Рыжаевым начала ухаживать племянница его гражданской жены Ирина. 26 ноября квартиру приватизировали, а 10 декабря оформили дарственную. Через две недели после этого хозяин квартиры неожиданно умер.

Виктор к тому времени был уже пациентом психоневрологического хольковского интерната. О смерти отца узнал через несколько месяцев. Только в апреле 2001 года он смог отпроситься в отпуск к своей троюродной тетке. Пожив месяц у нее, он попросил ее помочь избавиться от опеки интерната.

"Ему готовили дорогу в ад,
а не на свободу"

Но не тетя, а церковь первая помогла Виктору вернуться в нормальное общество. Один из прихожан "Часовни у Голгофы" Владимир Еремин принял горячее участие в судьбе бедолаги. Взял его к себе, помог восстановить документы и прописку. "Почему Виктора выписали и почти оставили без жилья, отказались мне объяснять в отделе приватизации. Сказали, что такую информацию они предоставят только его официальному представителю. Начал оформлять опекунство, и когда уже собрал все документы, один из знакомых отсоветовал. Сказал: "Никто не поверит, что ты это делаешь бескорыстно". Пришлось уговорить оформить опекунство тетю Виктора. Без этого ее племяннику пришлось бы вернуться в интернат. А там, судя по тому, что успели "потерять" его документы и какое-то особенно усиленное "лечение", ему, видимо, готовили дорогу скорее в ад, чем на свободу".

"Раз скрывает – дело нечистое"

Так тетя Виктора, Тамара Медведева, приняла у себя троюродного племянника и стала бороться за его права. Новая хозяйка квартиры жилищных прав Виктора не отрицает, но и не впускает в свое жилище не вполне нормального совладельца. И это ее упорство по-человечески понять можно. Непонятно другое – почему с тем же упорством она категорически отказывается показывать официальному опекуну Виктора договор дарственной.

"Раз скрывает, – заключает Тамара Филипповна, – значит, дело нечистое. Мне очень хотелось бы знать, присутствовал ли при составлении документов на приватизацию и дарственной независимый свидетель. Интересы Виктора представлял главврач больницы, а интересы его отца – мачеха. Насколько точно и бескорыстно они отражали волю настоящего хозяина квартиры и его сына. На вопрос, почему прямому наследнику досталась столь малая часть, в отделе приватизации ответили странно: "Так главврач Бегунов распорядился". Выходит, у нас главврачи еще и дележом жилья занимаются?

Виктор жил у меня, но, когда у нас случился пожар по вине соседа, я с семьей сама чуть не осталась без жилья. Вещи Виктора хранятся у меня в сарае, иногда он здесь ночует. Это все, что я могу для него сделать. Но я подала судебный иск с требованием дать Виктору возможность жить в своей квартире или признать ее приватизацию незаконной.

Ирина предлагала мне размен. Но варианты с комнатами в коммуналках или общагах не подходят. Виктору нужна отдельная жилплощадь. Если разменять трехкомнатную на две однокомнатные, нужна доплата. Ирина отказывается платить. У меня тоже нет такой возможности. Суд откладывается уже полтора года, и все это время так и маемся…"

Мы позвонили в отдел соцзащиты и попросили помочь Виктору устроиться (хотя бы на время!) во Владимирский интернат на улице Чапаева. Его согласились принять, но с одним условием – 75% пенсии это учреждение будет оставлять за собой. Виктора этот вариант не устроил. Кроме того, он опасается, что, попав вновь под крышу интерната, его опять выпишут из квартиры и лишат всех документов и прав.

Галина Поздникова.

Фото Рудольфа Новикова.

г.Владимир.

комментарий специалиста

Прокомментировать ситуацию мы попросили независимого психиатра Михаила Владимирова:

– Ничего сверхъестественного я не нахожу.

Нарушение прав таких людей обычно происходит гораздо раньше, когда решением суда их признают недееспособными. По закону судьи обязаны принимать подобные вердикты только в присутствии больного. Но, как правило, решения выносятся заочно. Судьям недосуг даже взглянуть на того, кого на всю жизнь они лишают основных гражданских прав. За всю мою многолетнюю практику не припомню, чтобы кого-то из наших пациентов вывозили на судебный процесс. Ни одного выездного заседания суда я тоже не припомню. Уверен, что и Виктора лишили дееспособности за его спиной. К сожалению, с этим поделать ничего нельзя, пока законом за подобные решения для судей не будет придусмотрена хоть какая-то мера ответственности.

Ведь это из-за них судьба людей, оказавшихся в стенах психиатрических лечебниц, оказывается полностью в руках врачей и часто очень заинтересованных родственников. Почти полная бесконтрольность и изолированность психиатрических больниц от всего остального мира и приводят к злоупотреблениям. Кому контролировать, если должность главного психиатра области, который должен этим заниматься, и должность главного врача психбольницы номер 1, над которым по идее и должен осуществляться этот контроль, у нас сейчас совмещена в одном лице. В лице Берсеньева. Того самого, которого когда-то с позором выгнали из психбольницы номер 4 за эти же самые злоупотребления и который сейчас делает все для того, чтобы сделать четвертую психбольницу филиалом первой".