Два месяца назад «Призыв» опубликовал материал о вояже в 1812 году финского студента во Владимирский край. В основу материала был положен дневник Эрика Густава Эрстрёма – студента Абосского университета в Финляндии, направленного для изучения русского языка в Московский университет.
В сентябре 1812-го он был эвакуирован вместе с университетом из Москвы во Владимир, а потом – в Нижний Новгород. В Нижний 21-летний финн добирался кружным путем через Судогду и Муром. На «муромской дорожке» его ждали новые впечатления, причем далеко не самые светлые…
Прежде всего, Эрстрём увековечил город Судогду, который неприятно поразил его бедностью и незначительными размерами, а также строгостью солдат местной гарнизонной команды. Поэтому целая глава, посвященная Судогде, в дневнике Эрстрёма именуется весьма иронично: «Сто жителей, включая святых».
Щи в Бараках
Однако до того, как попасть в саму Судогду, университетский обоз долго тащился по разбитым осенним дорогам, где по пути сделал остановку в до сих пор стоящей на шоссе Владимир – Муром деревне Бараки, которую в своем дневнике Эрстрём именует «Бараково»:
«… По прибытии в деревню Бараково нам предоставили две комнаты. В одной из них должны были заночевать гимназисты, а в другой – коллежский советник Лазарев, доктор Ромодановский, Каменицкий, Отеллин [тоже стажер, земляк и друг Эрстрёма] и я.
– Это не комната, а хлев для овец и коз! – сказали гимназисты…
11 сентября эвакуированные преподаватели Московского университета, стажеры и питомцы университетской гимназии, прибыли, наконец, в Судогду, удивившую гостей своим крайне неказистым и совсем «не городским» видом. Данное обстоятельство, очевидно, в сочетании с крайне скудным обедом и стало причиной появления в дневнике Эрстрёма настоящего тенденциозного анекдота про Судогду:
«Если кому-то из вам любопытно узнать, где Густав Андреевич Эрстрём сегодня пообедал зелеными щами из воды и травы с черным хлебом, то это было в замечательном городе Судогде, самом отвратном из всех виденных нами городов! По пути я спросил словоохотливого извозчика, что за город Судогда.
– Так им похвастать нечем, ответил он. – У них же святых всего ничего. А у нас во Владимире их почитай до ста будет.
– Сколько же в Судогде церквей? – продолжал я свои расспросы.
– Да одна всего.
После всего услышанного у меня сложилось не самое благоприятное представление о городе, а который мы вот-вот должны были въехать.
Я ожидал увидеть нечто вроде Богородска или Покрова, но действительность превзошла все мои ожидания.
– Долго нам еще до города? – спросил я, когда мы остановились у околицы.
– Да мы уже приехали, – сказал кучер.
Я не поверил ему, предположив, что по причине веселого своего нрава он сказал мне неправду.
В это время мимо проходила старушка.
– Как называется эта деревня, тетушка? – спросил я ее.
– Следует вам знать, батюшка, – ответила она сердито, – что вы не в деревне, а городе Судогде!
Короткая прогулка
После скудного обеда, Эрстрём и его спутник Оттелин решили прогуляться по судогодским улицам. Точнее – по единственной сколько-нибудь протяженной, так как фактически весь город той поры располагался вдоль центральной Екатерининской улицы. Она была названа так в честь уездного собора в честь святой Екатерины (это и была та самая единственная судогодская церковь, о которой говорил извозчик).
Однако и с прогулкой у отнюдь не горячих финских парней не заладилось. На мосту через реку Судогду их задержал караульный солдат, о чем Эрстрём добросовестно поведал в своем дневнике:
«Пройдя немного вперед, мы подошли к мосту через реку, на которой расположена Судогда.
– Все-таки город, я вижу, не такой маленький, как мы полагали, – сказал Оттелин, когда мы увидели несколько изб на другом берегу реки. Только он сказал это, как нас окликнул солдат с ружьем на плече.
– Стой! Куда идете?
– Мы путешественники, осматриваем город.
– Вам нельзя идти далее, потому что здесь город кончается. Поворачивайте назад, или покажите паспорта.
Опешив, мы так и сделали, повернули обратно и, не успев ничего сказать друг другу, очутились у той заставы, где мы только что обедали».
После того, как бдительный гарнизонный служивый на выезде из города в сторону Мурома не пропустил гуляющих подозрительных иностранцев (а шпиономания в России тогда была весьма велика, и во всех иноземцах пытались распознать французских лазутчиков), настроение у Эрстрёма, видимо, окончательно испортилось. Он вписал в свой дневник едва ли не самые желчные строки за все время следования из Москвы в Нижний:
«Как мне описать город Судогду? Вероятно, достаточно будет, если я скажу, что вряд ли самая захудалая деревня в Швеции была бы худшим городом, нежели сия обитель несчастья.
– Сколько в вашем городе жителей? – спросил я моего извозчика и нашего хозяина.
– Считается, что человек сто, включая святых, – ответил мой шутник-извозчик».
До Мошка в телеге
Очевидно, извозчик Эрстрёма попросту пошутил, говоря про пресловутую сотню судогодцев, так как даже в 1784 году там проживало отнюдь не сто человек, а 243 в 50 дворах, хотя, конечно, для городского поселения это была капля в море. К 1812 году в Судогде уже насчитывалось более 500 жителей, но их число росло крайне невысокими темпами. Даже спустя почти полвека после «грозы двенадцатого года» в 1859 году численность населения в Судогде не превышала 2500 человек. Но, тем не менее, описание Эрстрёма явно утрированное.
Однако возмездие за столь критический отзыв не заставило себя долго ждать. Видимо, провидение решило, что ни за что не про что обругавший маленький городок, заезжий финн должен понести хотя бы маленькое, но наказание. Оно выразилось в том, что увлекшись написанием в дневнике язвительного пассажа про Судогду, Эрстрём пропустил момент раздачи казенных лошадей и экипажей эвакуированным, и вынужден был довольствоваться тем, от чего отказались его попутчики. Впрочем, он сам же и рассказал об этом:
« – Эй, берите же своих лошадей! – раздался крик со двора в тот самый миг, когда я кончил писать предыдущие строки.
– Прибыли новые лошади!
Когда все быстро разобрали лошадей, мне досталась самая плохая телега и плохонькая лошаденка. Опоздал, как и за обеденным столом!
Молча перенес я свой дорожный баул в новую телегу. Бодрый наш извозчик распрощался со мной, непрестанно изъявляя свою благодарность, и завершил все тем, что наилучшим образом отрекомендовал «предупредительного шведа» новому извозчику».
После обеда 11 сентября университетский обоз выехал из Судогды в направлении Мурома, но, как и прежде, двигался очень медленно. Лишь к утру следующего дня 12 сентября, в субботу, Эрстрём и его спутники достигли большого села Мошок Судогодского уезда, где случайно стали свидетелями избиения французских пленных охранявшими их ополченцами. Но эта «мошокская история» заслуживает отдельного рассказа.
Обсуждение