Кого только не встретишь в кафе у Соборной площади -культовом месте всех творческих людей Владимира! Вот и на этот раз, зайдя днем выпить кофе, я случайно познакомился с колоритным мужчиной в очках и при бородке, которого поначалу принял исключительно за художника или режиссера.
Но оказалось, что мой новый знакомый не только увлекается китайской каллиграфией, но и… являлся когда-то одним из основателей популярной в СССР группы «Интеграл», первого музыкального проекта самого известного на сегодня продюсера и шоумена Бари Алибасова… Всегда приятно встретить интересного человека, да еще заглянуть туда, «откуда однажды все начиналось». Знакомьтесь: Александр Николаевич Крахин – композитор и музыкант, поэт и звукорежиссер, а теперь еще и писатель, автор замечательных рассказов и повестей… Словом, тот самый интересный человек, которому есть что нам рассказать.
– Александр, как вы попали в состав группы «Интеграл»?
– Это было в Казахстане, есть там такой город – Усть-Каменогорск, моя родина. В выпускном классе школы я и еще трое ребят организовали бит-группу (имевшую подпольное название «ANGELS»). Играли на трех гитарах за 7.50 и пионерском барабане. На сцене облачались в специально для этого пошитые жилетки из красного и голубого вельвета. Это был 1968 год, пик популярности «The Beatles». Мы все повально болели ими. Сейчас мне кажется, что я освоил английский язык и сделал его своей профессией именно для того, чтобы понять, о чем поют эти потрясающие ребята из Ливерпуля… С окончанием школы играть и репетировать нам стало негде. И мы попросились во Дворец культуры металлургов. Нас приняли, выделили репетиционную комнату, дали джазовую электрогитару «MUSIMA» без струн и порванный малый барабан… Репетиционная в ДК металлургов, в самом крутом месте Усть-Каменогорска! По нынешним временам явление немыслимое. В том же крыле репетировал знаменитый на весь город «Интеграл». Алибасова, конечно же, все знали в лицо. Танцы, концерты, толпы фанатов. Это была поп-элита города. А что мы? Вчерашние десятиклассники, как говорится, ни петь, ни свистеть, ни рисовать… К тому же что-то в нас сдвинулось, сломалось, без родной-то школьной аудитории. Ничего не получалось и в голову не лезло. Пацаны мои стали потихоньку от музыки отходить – кому работу искать, кому к институту готовиться… Застой, короче. Сижу я уныло один в своей репетиционной, пытаюсь продавить эту дубовую «Музиму», и тут является в гости Алибасов. По-соседски. Весь – фонтан обаяния, понимания и сочувствия. Разговор ведет очень тактично и осторожно, а фактически предлагает мне бросить все и уйти к нему гитаристом и солистом. Учитывая состояние дел (да и мое тоже), это было предложение, от которого невозможно отказаться.
– Как к творчеству группы «Интеграл» и ее участникам относилась власть? Вы же несли в массы «запрещенную и разлагающую «западную культуру»?
– Да как же власть могла относиться?! Если мягко сказать, то очень осторожно. То есть настороженно. Алибасов – безусловно креативный, яркий, всегда на два шага впереди самой продвинутой эстрадной элиты, умеющий привлекать людей и заставлять их работать на идею и при этом всегда в маске эдакого сельского гармониста-затейника… Да это же была просто готовая «мишень» для всяческих охранителей партийной идеологии!
Бремя лавирования между обкомами, горкомами и райкомами, партийными и комсомольскими, нес именно Бари. Много лет спустя мне стало известно, что и я состоял на учете в органах как человек, пишущий музыку и тексты, к тому же владеющий иностранным языком… Это было нормальное явление тогда. А чтобы пронести в массы какой-нибудь задорный рок-н-ролл, приходилось рядить его в «песню протеста» или что-то обличительное. И мы с Алибасовым пели о тяжелой доле простых американцев, которые живут в картонных коробках от телевизоров. Иначе произведение в программу было просто не протащить…
– В жизни любой группы всегда очень много веселых или парадоксальных случаев… Что можете вспомнить из тех времен?
– Всякое бывало, и драмы, и трагедии. Анекдоты тоже случались. Но какие-то особые, «интеграловские». Головной болью (прежде всего для Алибасова) было так составить программу отчетного концерта, чтобы и партийные цензоры ничего не вырезали, и людям было интересно. Второе, самое интересное отделение – все сплошь было в группе риска. А отчетный концерт тогда считался событием общегородского масштаба… Три часа ночи. После семи часов репетиции, охрипшие от споров и усталые, как собаки, сидим в разных концах пустого зала. В центре, в первом ряду центрального прохода угрюмо сидит злой и взвинченный Алибасов. Все молчим. Тихо гудят включенные усилители, в путанице проводов на сцене лежат гитары. В глубине, за ударной установкой торчит белый бюст Ленина (реквизит для партийных собраний). Вдруг Алибасов срывается с места, бежит к сцене и от оркестровой ямы истерично орет: «Владимир Ильич!!!». Ленин молчит. Мы в шоке. Все, думаю, поехала у Бари крыша. Но тут в полу сцены открывается люк, из него высовывается дворцовский плотник Владимир Ильич (и правда смахивающий на тезку, а под сценой у него мастерская) и говорит: «Чего орешь? Сказал же, завтра станок доделаю».
– Когда «Интегралу» стало тесно в рамках родного города и Казахстана? Куда можно было в те далекие времена «пробиться»?
– В принципе, «Интегралу» с самого начала было тесно «в рамках». Уже с 1968 года мы ездили на гастроли по области, а потом и по Казахстану. Пока все были студентами, «пробиваться» куда-то было, скажем, не столь актуально. Вот когда мы получили дипломы, вопрос стал острым. Надо было делать выбор – или полностью посвящать себя профессии музыканта, или ехать по распределению и приступать к работе, создавать семью и пр. В 1973 год у на День молодежи я отыграл свой последний концерт на стадионе, а осенью ушел служить в армию. Так что выбор за меня сделал военкомат. Другим пришлось сложнее. К тому времени это уже был мощный и вполне профессиональный коллектив. И те, кто решил связать жизнь с тяжким трудом на эстраде, приняли предложение Саратовской филармонии, куда «Интеграл» и поехал полным составом. Так что речь идет не столько о том, как и куда пробиться, а о том, чтобы завоевать аудиторию, донести свое искусство до «всесоюзного слушателя».
– У вас были обиды на Бари, когда он браковал ваши новые песни? И какие именно песни он браковал?
– Сложно говорить об обидах, если посмотреть объективно. Правду ведь говорят: «художника может обидеть всякий…». Но Алибасов, несмотря на свой имидж циника и охаивателя, всегда был достаточно деликатен и сдержан. Именно в этом его особый талант работы с людьми. Правда, я был еще и друг, а это усложняет деловые отношения. Много раз он делал очень дельные замечания и по текстам, и по музыке. А то, что почти все он с ходу осмеивал, – не в счет, просто его надо было хорошо знать. Да и статистика: он ведь почти все то, что я сам считал достойным, взял в репертуар уже гремевшего на всю страну «Интеграла». К тому же я нашел замечательную лазейку, чтобы «продать» новую вещь: записывал новый проект дома на «мал-титрэке» или с двух точек наложением (иногда четырех-пятикратным). Вещь сразу приобретала яркие и зримые черты, и ребята могли с ходу обсудить возможности аранжировки. Это было лучше, чем просто набренькать на гитаре что-то невразумительное, во всем блеске слышимое только мне. Новые песни мы всегда слушали и принимали всем составом, хотя окончательное решение было за Алибасовым. А когда со временем я стал писать все более сложные и в текстовом, и в музыкальном отношении песни, он не то чтобы их браковал, просто не брал в репертуар, потому что они были не «в формате». Это было как раз тогда, когда «Интеграл» плавно мутировал в «На-На»…
– Сначала это называлось «биг-битом», потом «роком»… Что пошло не так в СССР, что рок-музыка так и не достигла своих высот, а остановилась где-то «посреди дороги»?
– Это только на первый взгляд кажется таким неожиданным и даже драматичным. Просто мы слишком быстро, за считанные годы, прошли путь, который в других странах длился десятилетия. Естественный путь развития – это эволюция. А у нас с начала ХХ века все шло путем революционного «шараханья».
– Насколько важно для группы жить в столицах, мелькать в телевизоре? У нас полстраны гениев из провинции, но на слуху единицы… Интернет, конечно, исправляет ситуацию, но все-таки что делать тем, кто живет от Москвы в трех или пяти тысячах километров?
– Мне кажется, это не имеет значения, как далеко от Москвы ты живешь. Надо любить СВОЮ аудиторию, пусть даже она рассеяна по всей стране. Если ты тронешь их души и сердца – и воздастся тебе так же. Ученые говорят, что кошка видит только движущиеся предметы. Выходит, что мелькание в телевизоре идеально подходит для кошачьей аудитории…
– Почему Бари разогнал «Интеграл» и собрал попсовый проект «На-На»? Понял, что пора менять «музыкальную ориентацию»?
– Серьезно и спокойно на эту тему мы с ним поговорили всего один раз, как раз в момент «смены шкуры». Тогда он отказался от большинства вещей из моего нового альбома не потому, что не понравилось, а именно потому, что не «в формате». Именно тогда он мне сказал, что «сейчас это не продается». Я его понял, без обид и упреков. И когда это рок продавался? Даже супермонстры мирового рока по финансовым оборотам – сущая капля в море попсы. Человеку уже почти сорок, а у него никогда не было не то что своего угла, но и паршивой табуретки… А еще надо учесть и кучу людей, которые от него зависят. Ведь коллектив класса «На-На» с финансово-производственной точки зрения можно приравнять к целому заводу.
– Попытки наших поп-звезд выйти на международный уровень ни к чему хорошему не приводят… Ваше мнение на этот счет?
– Здесь надо четко определиться: мухи -отдельно, суп – отдельно. Так ли уж нас трогают «ихние» поп-звезды? Чего мы хотим – коммерческого успеха? Международного признания? Это при своей-то двухсотмиллионной аудитории! Или похожести на «лучшие европейские образцы»? Должны ли мы петь по-английски, когда Бог дал нашему содружеству кучу не менее музыкальных языков? В Китае есть потрясающая певица – Са Динь Динь. Звезда мирового уровня. Она поет все -от попсы до тибетских мантр. Но как поет! При этом остается самой собой, не опускаясь до «европейского» уровня. Быть может, за это ее и любят?
– Как складывается ваша музыкальная творческая биография? С годами не пропало желание писать песни, исполнять их в «акустике» или в «электричестве»?
– Я никогда не жил по принципу «ни дня без строчки». Если возникала идея, я ее всегда старался реализовать. А если свежей и интересной тебе самому идеи нет – то и не надо ничего вымучивать. У меня в Алма-Ате жил друг Виктор Назаров. Поэт и композитор. Сочинял замечательные баллады. С каким-то особенным, алма-атинским шармом и ароматом. Делал он их по 300 штук в год. А я за год делал три-четыре вещи. Когда при встрече мы сравнивали результат, то выяснялось, что у каждого за год набиралось три-четыре действительно стоящих вещи. Правильно Чехов сказал: писать надо тогда, когда не можешь не писать! А в «акустике» или в «электричестве» – зависит исключительно от идеи и характера материала. Я всегда был убежден, что рок – это не набор инструментов, педалей, эффектов и усилителей, это даже не манера исполнения. Это философия. Ты можешь выйти на сцену с глиняной свистулькой, но если заставишь зал реветь от восторга – это рок!
Беседовал Сергей Рубашкин
Нашли опечатку? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter. 
