Виталий Волков: “Как я стал поэтом”

Виталий Александрович Волков родился 24 января 1938 года в г. Владимире. Окончил Московский государственный институт культуры. Работал в Плавске, Кызыле, Мариуполе, Саратове, Владимире. Основной род занятий – журналистика. Автор стихотворных сборников «Люблю…», «Соблазн», «Сумерки», «Белая флейта», «Мы уедем в город Кашин», «Азия», «Улица Чехова», «Осенние костры». Заслуженный работник культуры РФ. За многолетнюю плодотворную творческую деятельность награжден орденом Трудового Красного Знамени. Член Союза писателей России.

Начну с того, что у меня с юбиляром за плечами довольно длительный по времени совместный журналистский путь. Немало лет мы проработали на различных должностях в главной и единственной тогда областной газете «Призыв», где оба ответственно и профессио-нально относились к своим обязанностям, а друг к другу с нескрываемым уважением. Последние два десятка лет внесли в наши отношения больше дружественной теплоты. Нас сблизила и, можно сказать, породнила искренняя любовь к поэзии и непосредственно к поэтическому творчеству. В различной, конечно, степени. Я могу похва-литься тем, что у меня есть все девять сборников стихотворных произведений Волкова, начиная с премьерной книжицы «Люблю», вышедшей в свет в 1996 году, и заканчивая роскошно изданным на средства членов семьи сборником «Виталий Волков. СТИХОТВОРЕНИЯ», помеченным 2007 годом.

На днях я заявился к нему в гости с целью взять у него интервью, приуроченное к знаменательной дате. Решил прибегнуть к этому жанру, так как пять лет назад опубликовал по подобному же поводу обстоятельный очерк, посвященный жизненному пути юбиляра. В течение нескольких часов вели мы интересный разговор о поэзии в общем и в частностях. О бытии поэта между землей и космосом, между началом и концом. О том, как сам Виталий делался с годами поэтом и делал себя поэтом, какой опыт необходим человеку, всерьез занявшемуся стихосложением.

Шел, конечно, разговор о кризисных явлениях в мире поэзии в целом, о падении прежнего, широкого интереса к творчеству многих поэтов, о поисках читателя вообще и конгениального в частности: «Нет людей. Понимаете крик тысячелетних мук? Душа не хочет немая идти, а сказать кому?!». Это вопрос задавал еще ранний Маяковский.
– И ты мне слишком сложные вопросы задаешь: над ними еще надо подумать, – сказал мне поближе к концу беседы Виталий Александрович.

А я все-таки добавил к предыдущим еще один, самый важный, на мой взгляд, вопрос. Пять лет прошло с тех пор, когда коллеги по поэтическому цеху, читатели и общественность города Владимира достойным образом отметили 70-летие Волкова, он получил почетную грамоту от лица Законодательного Собрания, а через некоторое время наш юбиляр был удостоен областной премии Сергея Никитина. Последующие же пять лет были отмечены горестными событиями: ушла из жизни верный друг и помощник Жанна Александровна, сам Виталий перенес серьезную операцию на сердце. Но жизнь, как известно, имеет свойство продолжаться. Поддержку ему оказывают дочери и взрослая уже внучка, растет внук, которого могла подержать на руках еще бабушка. И я спросил Виталия, помогла ли поэзия в какой-то мере пережить эти времена, сказал, что прочитал подборку его прекрасных стихов в последнем номере областного литературно-художественного и краеведческого сборника «Владимир», делает ли он в этом направлении еще что-то.

Таким образом, живого интервью у нас не получилось. Но я в принципе рад этому, потому что через несколько дней после первой беседы получил продуманный перечень ответов на поставленные вопросы и затронутые мной проблемы. Они и появляются перед читателем не в моей транскрипции, а в авторском исполнении, что лишь увеличивает их цену.  Такого исповедного по форме материала, по словам самого Волкова, он никогда еще не давал. Хочу отметить одно свойство характера Виталия Александровича: на живое устное слово он скуп. Мне не раз доводилось слышать, как чьи-то положительные деяния он оценивал лишь одним словом «Хорошо!», иногда, правда, прибавляя к этой высшей оценке безличный глагол «получилось». Хотя письменные формы его творчества отмечены при точности мысли и стилем, а нередко и цветистостью. Наверное, это объясняется и профессией: хороший журналист должен прежде всего уметь слушать и видеть. Его можно сравнить с китом, который, пропуская через себя бесчисленные кубометры морской воды, выуживает планктон. Так Виталий Александрович привык, сознательно или подсознательно, выужи-вать в подходящее время «художественный планктон». А теперь обратимся к ответам юбиляра на затронутые при нашей встрече вопросы. Что и говорить: с сомнением поглядывая на мои седины, муза заглядывает все реже. Да и заглянув, чаще всего надолго не задерживается, ссылаясь на неудобства из-за моих хворей. Тем не менее нет-нет после таких визитов появляется в блокноте пара-другая стихов. Даже случаются поползновения на прозаические опыты.

Как-то собрался с силами и худо-бедно сгоношил новый стихотворный сборничек. Постарался сделать его не слишком унылым, разбавив философию некими ироничными опусами. Надеюсь успеть подержать его в руках.

Поддерживают творческий тонус отдельные приметы читательского (и не только) интереса. В позапрошлом году неожиданно получил электронное письмо из Норвегии с просьбой разрешить опубликовать там мою «Белую балладу». Еще более неожиданным было письмо из Лос-Анджелеса в прошлом году. Редактор международного интернет-журнала «Русский глобус» Геннадий Неш предлагал опубликовать в этом издании мой венок сонетов «Сорок дней». А совсем недавно одно канадское издательство выразило готовность издать сборник лучших моих стихов… Есть о чем
подумать.

* * *
Всегда трудно выдержать грань между простотой и простоватостью. Поэзия все больше уходит в густую метафоричность, в образные изыски, в головную словесную эквилибристику, забаву интеллектуалов. Народу остаются и достаются густопсовые попсовые тексты.

Может, это извечное противоречие культур в одной нации… Или мощный наплыв глобализации… Тихие голоса лириков тонут в грохоте машин и эстрадных воплях.

Ладно, что уж тут… Будем писать. По возможности – «задушевно».
*  * *
Недавно перелистал академический многотомник по истории всемирной литературы. И обратил внимание на следующие обстоятельства. Во-первых, какие мириады некогда блиставших имен во всех уголках Земли прочно канули в Лету и не интересуют абсолютно никого, кроме самого узкого круга специалистов, кропающих с их помощью мало кому интересные диссертации. Не такая ли самая судьба ждет и более близких нам по времени авторов, ломающих когти при штурме скалистых вершин славы?

Во-вторых, в литературе, как и вообще в искусстве, не затухает соперничество традиционалистов и новаторов. С переменным успехом. То достигает апогея успеха одна литературная школа, то торжествует иное направление. Наверное, это неизбежно и необходимо. Рано или поздно традиция наскучивает. Вчерашняя глубина чувства, отраженная в произведении и служащая залогом его популярности, от много-кратного повторения обретает механистичность и уже не трогает души. Потом приходит новатор и смело встряхивает весь набор приемов и техник, а иногда добавляя нечто новое и в список вечных тем сообразно диктовке времени.

Однако все новые достижения так и останутся на уровне трюка, эксперимента, пока не будут восприняты, освоены и внедрены в сознание широкой публики традиционалистами. Так что рано или поздно тот или иной элемент новаторства становится традиционным и ждет последующего обновления.

Не скрою, мне тоже порой хочется поиграть словами, поэкспериментировать, радуюсь, когда что-то удается (на мой взгляд), но в общем и целом ищу себя на традиционном направлении. Думаю, что не все еще тут исчерпано.

Стараюсь избежать громкоголосой риторики, длиннот, казенщины, штампов. Для каждой темы нащупать соответствующую интонацию. Выстроить слова в подобающем аккорде… Иногда удается. И все же не могу подписаться как «поэт». Это слишком громко и обязывает. «Стихотворец» – это можно, это будет точнее…
*  * *
Не мешает ли по жизни сочинителю излишняя скромность? Наверное, мешает. Наверное, надо пробиваться. Но я уж таков, что всегда достаточно трезво оценивал уровень своих возможностей. Слава как таковая меня не волновала. Писал, что называется, в стол. Если иногда печатался, то под псевдонимами: Январев, Снегирев, Витальев, Кленов, Ёлкин… Пока тогдашний редактор «Призыва» Юрий Корнилов, который и вовлек в эту беседу, не убедил, что подготовленная к печати поэма «Жизнь собачья» достойна быть опубликованной под реальным именем автора.

После этого я более внимательно пригляделся к сборникам местных поэтов и пришел к выводу, что, кажись, мои вирши иногда не хуже. И решился предложить издательству свой первый сборник, рассудив, что лучше поздно, чем никогда. Дальше – больше…
Кстати, о первом сборнике. Недавно рискнул перечитать его и расстроился. Сколько лишнего, сырого, неотшлифованного. Весь исчеркал правками. Кое-что из него предложил читателям Интернета уже в обновленном виде. Нет, если говорить серьезно, то поэзия – совсем не забава. Требует большого труда.

Конечно, Интернет теперь заполонили беспомощные ученические опыты, состоящие из набора штампов и общих мест. Для многих начинающих эталоном становятся тексты Стаса Михайлова, рэповские речитативы. Они даже не догадываются, что писание стихов предполагает знание некой техники, определенных базовых приемов. Что целые книжки о секретах поэтического мастерства написали Маяковский, Исаковский, Сельвинский, Шенгели, Огнев и многие другие мэтры. И это не мешало бы почитать. Даже тому, кто считает себя новатором. Ведь чтобы плыть, надо сперва оттолкнуться от берега.
* * *
Конечно, потребность найти отклик у читателя существует. В сущности, человек и говорит для того, чтобы быть услышанным. Иначе это будет похоже на шизофренический бред, на симптом графомании. Писать для того, чтобы писать? Разве нормально?
Вместе с тем пишут же личные дневники, не предназначенные для чужого глаза. Но мы же говорим тут не о них, а о литературе, создающей разнообразные произведения, изначально
рассчитанные на отражение, на общественное потребление.

Объем этого потребления зависит не только от тиража, от рекламы, от пробивной энергии автора, от внимания критиков… Согласно одной из теорий, читатель выбирает себе любимого автора в соответствии со своим психофизиологическим кодом. Это, конечно, больше всего касается лирики, где на первом месте не интригующий сюжет, а своеобразная музыка души. Одни поэты находят резонанс у большего числа читателей, другие у меньшего. Самое главное, чтобы такой резонанс случился.

В принципе я не согласен с тезисом, что теперь упадок поэзии и интереса к ней. Да, поэты нынче не собирают стадионы почитателей, как в шестидесятые годы прошлого века. Когда аксиомой звучало утверждение, что «поэт в России больше, чем поэт». Значительно упали тиражи изданий. Прокормиться за счет своего творчества нынче смогут разве что авторы-юмористы. Но все же живы знаменитые толстые журналы, появились и новые, в том числе специализирующиеся на поэзии.

К тому же на выручку пришел Интернет. Многие чистоплюи от него нос воротят. И не напрасно. У него немало минусов. Но… Уже то хорошо, что у него аудитория гораздо больше, чем любой стадион. И при этом ты можешь сразу получить отклик от непосредственного читателя, одобряющего или отвергающего твое произведение. Прежде такая возможность и не снилась.

Конечно, Интернет открыл целые шлюзы для графоманского мусора. Потратишь уйму времени, прежде чем наткнешься на жемчужное зерно. Но есть гарантия, что обязательно найдешь. Кроме того, есть серверы, где сами модераторы берут на себя функции некоего отбора, отделяя зерно от плевел, оставляя откровенную графоманию за порогом.
Глянем на статистику. К примеру, крупнейший в России сервер современной поэзии «Стихи. ру» предоставил возможность 473375 авторам обнародовать почти два миллиона произведений разных жанров. Сервер «Поэзия.ру» подсчитал, что стихи Виталия Волкова привлекли внимание электронных посетителей 121379 раз. Пусть отдельные читатели заходили не по одному разу, но все равно обнадеживает, не правда ли? Выходит, все еще не так мрачно. Ведь есть еще «Самиздат», «Изба-читальня», «Гоголь» и десятки других порталов, заманивающих электронного читателя новыми стихами… При этом вдруг обнаруживаешь, что твои стихи находят отклик и у зарубежных читателей. Вроде пустячок, а приятно.
* * *
Почему душа прильнула к поэзии и к литературе вообще? Я сам порой размышляю об этом. Конечно, надо истоки искать в детстве. С малолетства помню звучавшие для меня из уст матери строки Чуковского, Барто, Маршака, Михалкова, Квитко… Из «взрослых» поэтов помню странновато звучавшее имя Янки Купалы. Читать я еще не умел, но мог подолгу перелистывать знакомые книжки, разглядывать иллюстрации и вспоминать соответствующие строчки, задержавшиеся в мозгу. «Курица на улице едва не пропала, потому что курица ходит, где попало». Больше 70 лет прошло, а все помнится.
Когда выучился читать, моим любимым маршрутом стала библиотека. Кого только не читал! Кроме хрестоматийных русских поэтов первой величины, в мое поле зрения попали и Сумароков, и Рылеев, и Веневитинов, и Баратынский, и Козлов, и Языков, и Давыдов, и Полежаев, и Кольцов, и Никитин, и Дрожжинов, и Суриков, и Мей … Особой симпатией пользовался Фет. Не были обойдены вниманием и зарубежные авторы, начиная с Гомера и не кончая Уитменом.

Однако сам писать не пытался. Толчком послужило изучение в школе основ литературоведения. Да, был тогда и такой раздел в программе изучения литературы. Музыкой зазвучали древние термины: ямб, хорей, дактиль, амфибрахий, анапест, гекзаметр…

Увлекся так, что начал школьные сочинения писать стихами. Спасибо нашему учителю литературы Петру Андреевичу Зиновьеву, он поддержал мои первые вполне беспомощные опыты.

Мне было 14 лет, когда мои стихи впервые были опубликованы в областной молодежной газете. Мне было 17, когда в той же газете моим стихам была отдана целая страница.
Долгое время моим кумиром был Блок. Но потом открытие Есенина стало лирическим потрясением. Коды вполне совпали. Я почувствовал в нем родственную душу. Я не имею в виду кабацкие мотивы. Видимо, сказалось крестьянское происхождение моих предков. Невольно потянуло к его манере. Но подражать ему – дело неблагодарное. Он настолько самобытен, что подражание проявляется с ходу.

Доволен тем, что моя попытка получить нечто в виде интервью стимулировала выход к читателям газеты самого юбиляра. Данные из первоисточника всегда интереснее и надежнее, чем полученные через посредника. Я и сам познакомился с ними с большим интересом. Мне близко почти все, что содержится в его ответах, но удивило принципиальное несогласие с тезисом об упадке поэзии и интереса к ней. И Интернет не является здесь палочкой-выручалочкой.

На мое предложение привести в подтверждение хотя бы небольшой список имен более-менее известных стране поэтов, что легко можно было сделать и в золотой пушкинский век, и в век серебряный, и в советское время, он, подумав, не смог назвать ни одного подходящего имени. Неудобно это говорить, но совокупный тираж всех его вышедших в свет печатных поэтических сборников в разы уступает тиражам книжек стихов местных поэтов, выпускавшихся Владимирским книжным издательством. А разве не печален факт, что одно из лучших, если не лучшее его произведение, венок сонетов «Сорок дней», который нашел почетное место в том же Интернете, на сайте поэзии в разделе «Избранное», в печатном виде явился лишь в изданном самим Волковым сборничке «Белая флейта» в количестве примерно 20 экземпляров. А наша общая с Виталием знакомая Маргарита Иосифовна Каманина, редактор-библиограф редакции журнала «Новый мир» в пору его широчайшей популярности, между прочим, прочитав посланную ей ксерокопию названного сочинения, писала мне тогда: «У меня к Вам просьба. Пожалуйста, передайте Виталию Александровичу мое восхищение «Улицей Чехова» и венком сонетов. Честно признаюсь, что «Сорок дней» «Робинзона Крузо» читала со слезами на глазах».

Но пора заканчивать этот получившийся весьма объемным материал. Осталось только пожелать юбиляру в связи с приблизившейся знаменательной датой сносного здоровья и творческого долголетия. И подкрепить сказанное коротким заключительным стишком:

Пусть наши годы сочтены,
Наперекор судьбе
Мы жить должны, пока нужны
И людям, и себе!

Юрий Корнилов