В эти дни мы отмечаем 70-летие начала разгрома фашистов под Москвой. Наши войска сумели остановить врага на подступах к столице и сами перешли в контрнаступление. В тех событиях участвовал и мой отец Михаил Иванович Гадалов, ветеран двух войн — финской и Великой Отечественной.
Начало войны
До подробностей врезались в память 22 июня и 5 августа 1941 года — день начала войны и день, когда провожали отца на фронт. С младшим 3-летним братом у отца на руках, плачущей навзрыд матерью идем на сборный пункт военкомата города Шуи. Последние минуты расставания, несмолкаемый женский плач и непонимание того, что происходит у моих сверстников, провожающих своих отцов и братьев. Запомнил слова отца маме: «Нина, только сбереги детей», и мне: «А ты, сынок, остаешься за старшего, помогай маме». А «старшему» в этот день исполнилось 6 лет и 3 месяца.
Но война заставила нас взрослеть быстро. Сейчас невозможно себе представить, как смогла мама в свои 25 лет в то голодно-холодное военное лихолетье спасти меня с маленьким братом. Устроившись на работу, она шила на дому для военных госпиталей матрацы. Каждое утро увозила 2-3 матраца, а домой на санках привозила кипу ваты, которую я должен был расщипать (распушить) руками.
От папы получали письма (треугольники), в которых он сообщал, что ему присвоено звание сержанта и он назначен командиром пулеметного отделения. А в сентябре 1941-го написал, что находится в госпитале в города Сарапуль. Пуля срезала ему все зубы. (Шрам на лице от ранения сохранился на всю жизнь, как и стальные зубы, вставленные в госпитале).
В ноябре 1941 года, после лечения, он вновь был направлен на фронт. Весточки от отца стали приходить реже, а в январе 1942-го мы получили письмо, написанное не им. Там говорилось, что папа после тяжелого ранения находится в госпитале. Врачи в течение полугода боролись за его жизнь. Жизнь солдата спасли, но в свои 30 лет он остался без правой руки.
Тяжелые воспоминания
Впоследствии папа не любил говорить о войне, видимо, слишком тяжелы были воспоминания. Но два его военных эпизода нам запомнились, они связаны с его ранениями. Первое ранение он получил в сентябре 1941 года, и его спасла медсестра. В госпитале, где ему лечили искалеченные зубы, он не мог курить, поэтому выдаваемую раненым солдатам махорку сберег. После госпиталя — фронт, его подразделение оказалось в декабре 1941-го в окружении, а обеспечения продуктами не было, и отец раздал всю свою накопленную махорку бойцам.
В одном из боев под Москвой в составе 8-й танковой бригады он получил второе тяжелое ранение, и с поля боя, из-под обстрела, его вынес сослуживец. Папа просил: «Оставь меня, прорывайся сам!» На что тот ответил: «Как же я тебя оставлю, если ты с нами всегда делился махоркой?» И вынес его, уложив на танк, спас отца.
Возвращение
Я был первым в семье, кто встретил отца. Копая перед домом землю под картошку (это был май 1942-го), увидел идущего старого солдата в шинели, шапке и в валенках, правый рукав шинели был на белой повязке. Увидев меня, он простонал: «Сынок!». Дальше не помню его слов — испугался, побежал в дом и сказал маме, что какой-то дяденька-солдат идет к нам. Мама выбежала на улицу и с криком «Миша, родной» стала его обнимать, а он застонал от боли, и мы уже вместе помогли ему войти в дом.
Почти год он был вынужден продолжать лечение. Но врожденная сила воли, жажда к жизни, семейная забота и любовь помогли ему преодолеть и эти трудности. В начале 1944-го его назначили заведующим велосипедной мастерской (до войны он работал слесарем по их ремонту). В те времена велосипед был самым распространенным средством передвижения. За короткое время из 15-16-летних подростков, работающих в мастерской, он воспитал классных специалистов, и мастерская стала одной из лучших в Шуе. Отца избирали депутатом городского Совета, одновременно председателем уличкома и общества животноводов: скотину (коров, коз, овец) держали почти в каждом дворе, за счет этого и выживали.
Возвращение отца сказалось и на условиях нашей дальнейшей жизни. В семье стало две коровы, одну из которых он сделал «ездовой». Смастерил для нее небольшую телегу и сани, подобрал в колхозах сбрую, а меня назначил ездовым — «водителем коровы». Коровенка была небольшой, папа жалел ее и никогда не садился в телегу и доверял управлять ею мне.
Помню, произошел такой казус: возвращались из леса, нужно было миновать железнодорожный переезд, папа шел сзади, вдруг загудел паровоз, мой «конек-горбунок» испугался и так рванул, что я вылетел из телеги, а корова дала деру. Когда мы с папой, расстроенные, подошли к дому, она спокойно щипала травку у ворот.
А лес растет!
В те времена было трудно с заготовкой дров и особенно с заготовкой сена. Выкашивалось все: леса, улицы, овраги, берега реки Тезы. Поэтому не помню случаев лесных пожаров, поджогов сухой травы, в лесах не было ни валежников, ни сухих деревьев, а улицы и места, где могла расти трава, выглядели лучше, чем сейчас модные холеные газоны. Для того чтобы получить место для покоса и заготовки сена, отец перешел на работу в лесничество, где занимался не только охраной, но и посадкой леса. Это с одной-то левой!
Рукой и правым протезом мог косить, причем так, что мы, трое его сыновей, не могли за ним угнаться. Он сам готовил делянки (лунки), а мы вместе с ним сажали сосенки. Их поливка и рыхление было нашей обязанностью. Невозможно уже подсчитать, сколько гектаров леса было посажено, но одну из лесопосадок отца я запомнил особенно, она расположена рядом с дорогой Иваново — Нижний Новгород. На опушке я установил небольшую стелу с обращением к землякам сберечь этот лес от варварских вырубок. Ежегодно бываю там, вспоминаю отца, свою молодость и с большим волнением отмечаю, что кто-то приносит к ней цветы. Большое спасибо и низкий поклон вам, земляки!
Отца отличало большое, чисто крестьянское трудолюбие (оно было в те годы присуще почти всему взрослому населению). Не помню, чтобы мои родители бездельничали, к этому они приучили и нас. Когда в конце 70-х годов с отцом случился второй инфаркт, находясь в больничной палате, он сказал: «Как же я теперь работать-то буду?» На мой упрек, что сейчас нужно думать об отдыхе, он ответил: «В труде весь смысл и радость, это продлевает мне жизнь — значит, надо трудиться».
Стихи и песни
Еще одна черта характера отца, которая всегда нас радовала и помогала в преодолении всех невзгод, — его природные ум и талант. Пройдя всего два класса церковно-приходской школы в родном селе и год ликбеза (ликвидации безграмотности) в 30-е годы, он построил два дома, посадил сады, вырастил троих сыновей и всегда писал стихи и песни.
Все письма, которые я получал во время службы в армии, были им написаны в стихах. Был неутомимым и неугомонным плясуном, обладал густым, сочным баритоном (кстати, эти черты характера были присущи и его троим братьям, двое из которых погибли в первый год войны).
Его песни и стихи, часть из которых записаны мной на катушечный магнитофон, радуют до сих пор нас, его сыновей и внуков: большинство своих произведений он посвятил нам.
Особую заботу он вместе с мамой уделял нам, сыновьям. Вместе с мамой они сделали все, чтобы мы получили высшее образование. Я не помню, чтобы отец хоть раз поднял на нас руку, ругал по-отцовски «ласково». А мама любила ходить в школу, где мы учились, так как родителей всегда ставили в пример за воспитание детей. В основе всего воспитания на первом месте были любовь, труд и взаимопомощь.
Награды не выпрашивают…
В послевоенные годы практически не было каких-либо льгот для инвалидов. Да и не в моде были эти льготы. Больше надеялись на себя, свой труд и меньше всего думали о заслугах и почестях. Хорошо, что остались живы!
В середине 60-х, понимая, что годы идут, родители стареют, им скоро потребуется наша помощь, а судьба разбросала нас по стране (Владимир, Горький, Сухуми), я предложил родителям переехать ко мне во Владимир. Они с трудом, но согласились. Продали в Шуе прекрасный дом (родительские хоромы), купили во Владимире на улице Пушкарской небольшой домик. Папа его обустроил, посадил сад, вместе с мамой устроились на работу.
В 70-е годы бывших фронтовиков стали представлять к юбилейным наградам. Но папа эти награды не получал: видимо, переезд из Шуи не прошел через военкоматовскую и пенсионную канцелярии. Я предложил ему сходить в военкомат и узнать, в чем причина. На что он мне ответил: «Сын, никуда не ходи. Награды не выпрашивают, ими награждают!» Так он ушел из жизни только с боевыми (не юбилейными) наградами — ветеран двух войн, получивший два тяжелых ранения. Его фамилии нет в Книге Памяти павших и скончавшихся инвалидов -участников войны. И в этом я вижу и свою вину. Ведь «это нужно не мертвым — это нужно живым», в первую очередь их потомкам.
По этой причине я не мог не написать о своих родителях, о своем отце, который до конца жизни оставался верным присяге, любил жизнь, своих детей и всю родню и всегда оставался для них примером и опорой.
В.М. ГАДАЛОВ, председатель Совета ветеранов и инвалидов (пенсионеров)
войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов Ленинского района г. Владимира.
Возможно Вас также заинтересует:
- Сын шпиона рассказал правду об отце Первого мая исполнилось полвека с того момента, как на территории...