Гинин пережил опалу Хрущева, преодолел перегибы 60-х, сберег колхоз в эпоху «лихих» 90-х. Возглавляемый им колхоз-миллионер имени 16-й годовщины Октября (позднее – ОАО АПФ «Россия), гремел на всю Владимирщину и даже за ее пределами. Сейчас такого председателя назвали бы эффективным менеджером.
Перестрелка в прокуратуре
– Менеджеры никогда на пенсию не уходят и трудятся до тех пор, пока работают мозги и мышцы, – говорит Гинин. – Слава богу, у меня все в норме.
Я приехал в Уляхино в 1956 году. Меня сюда направили после окончания «Плехановки», как «тридцатитысячника». Был такой кадровый резерв – 30 тысяч сотрудников из промышленности, которых направляли на село для подъема экономики. Так я оказался в деревне.
– Не было соблазна уехать?
– Никогда. Если вам рассказать «приколы», которые со мной здесь случались, – это «тысяча и одна ночь»!
– Но все же? Сталин к тому времени умер. Крестьянам стали выдавать паспорта. Порядки были не столь строгие.
– Ничего подобного!
– Но за три колоска не расстреливали.
– Не расстреливали. Мне сначала не говорили, куда меня направляют, но все же я дал согласие. Приехал в Курловский район. Я был единственным человеком с высшим образованием. Даже в райкоме партии ни у кого не было высшего образования. Я выбрал этот колхоз. Все удивились: «Зачем тебе Уляхино? Там же одни отходники». – «А что вы, – говорю, -можете предложить?» -«Вот на Мезиновке есть хороший колхоз, там торфопредприятие, оно колхозу помогает, водопровод, теплицы строит». – «Знаете, дармовой труд возможен только под давлением. Надо, чтобы сами крестьяне себе на жизнь зарабатывали. А труд – это есть капитал». Смотрят на меня, как на дурака. Что это значит «труд есть капитал»? И начинают мне объяснять.
– Это вы Маркса цитировали?
– Ну, конечно! Я даже не стал им объяснять, что это выражение Маркса. Я говорю: «Вот этот капитал мы будем сами создавать. Люди есть. Я попробую с этими людьми работать». Когда я пришел сюда, было всего 20 тысяч рублей годового дохода, 31 петух и 1 курица. Я поинтересовался, почему 31 петух? Оказывается, молодок несли на продажу, а вместо них подкладывали менее ценных петухов. 9 лошадей было, 12 овец. Ужас!
И вот в этих условиях стал организовывать подсобное предприятие. Селяне начали из ветлы веники вязать, топорища делать, хомуты для лошадей, колеса для повозок, сани мастерили. Все это – на продажу. Появились деньги.
Так против меня возбудили уголовные дела! Колхоз ведет якобы незаконное предпринимательство, занимается не свойственными ему делами. «Тридцатитысячник» вместо того, чтобы землей заниматься, производство организовал. В 1959 году я построил двухэтажный птичник, и мы перекрыли районный план по производству яйца сразу за две пятилетки. И снова я «нарушил» закон!
Был вынужден прятаться на речке Колпь. Взял с собой собаку, прихватил ружье. Близкие люди носили мне в лес передачи. Крестьяне не захотели меня сдавать властям. Люди стали работать, наконец-то зажили по-человечески.
От отчаяния написал письмо Хрущеву, где изложил мысли, что надо сделать, чтобы свободный труд крестьян приносил пользу им и государству. Хрущев на письмо наложил резолюцию: «Разберитесь с этим умником». Разразился жуткий скандал! Меня хотели посадить на 15 лет. Но когда в Уляхино приехала проверка и ревизоры лично убедились, что в колхозе дела обстоят не самым худшим образом, от меня отстали. Тем более сменился секретарь обкома, пришел Пономарев.
Мое дело положили под сукно. Но ненадолго! Прокурор области решил меня все-таки посадить. Вызывает вечером в райком партии. Секретарь по идеологии говорит: «Степан Петрович, мы ничего поделать не можем». Что ж, ладно. Сажусь на мотоцикл. (В то время ни дорог, ничего не было). Приезжаю к прокурору: «Я тебя жду, Степан Петрович». Подсовывает какую-то бумагу: «Подпиши». – «Нет, не подпишу!»
А я тогда еще ходил с пистолетом. Прокурор в недоумении: «Ну что ты, не подпишешь. Подпишешь!» И стал набирать номер телефона. Я рукой хоп! – оборвал трубку. Наставил на него пистолет, отобрал у него оружие, вытащил обойму и выкинул в окно. И говорю: «Не рыпайся, не то убью». Я, конечно, не думал применять оружие. Хотел прокурора припугнуть. Вышел из кабинета, сел на мотоцикл и поехал. Я знал, что в обкоме партии уже было вынесено решение меня не трогать.
– Вы такой спектакль разыграли. Прямо ковбойские разборки!
– А куда мне было деваться!? Поехал в обком. Тогда в обком партии было проще пройти, чем сейчас в «Белый дом». Предъявил партийный билет – и все.
В то время Хрущев из одной «целинной области» выгнал первого секретаря, и он у нас стал секретарем по сельскому хозяйству. Мы не были лично знакомы. Захожу в приемную администрации, присел и… вздремнул. Очнулся, когда меня какой-то мужчина толкнул за плечо. Это был тот самый секретарь. «Я председатель колхоза 16-й годовщины Октября. Приехал к вам разобраться». – «Ну заходи».
Вытаскиваю пистолет, смотрю, у него в глазах паника. Я признался, что отнял пистолет у прокурора, потому что он меня хотел незаконно арестовать. Объяснил свою позицию. Я ничего не украл, стараюсь ради колхоза, моя совесть чиста.
Я не знал тогда, что Хрущев наложил на мое письмо отрицательную резолюцию. И этот секретарь не знал. Он мне говорит: «Посиди, я сейчас». И набирает областного прокурора. Разговор был жестким: «Что вы с этим председателем творите?! Почему бюро обкома не приняло никакого решения, а вы выдаете ордер на арест?» Раньше без разрешения бюро прокурор не мог выдать санкцию на арест, если это касалось административных работников.
Мне предложили переночевать во Владимире, но я отказался. Думал, что непременно арестуют, а тут хотя бы с женой, односельчанами попрощаюсь. Но меня не тронули. Прокуратура еще долго помнила об этом инциденте и держала меня на крючке. Каждый год устраивались проверки.
– Когда же от вас отвязались?
– При Хрущеве были перегибы. Вот это его желание догнать и перегнать Америку. Вы должны прекрасно знать трагическую историю, связанную с первым секретарем Рязанского обкома партии Ларионовым, автора аферы, известной как «рязанское чудо». Ради выполнения плана под нож было пущено чуть ли не все поголовье скота Рязанщины. А когда партийного функционера разоблачили, он покончил с собой. Как вы пережили эти трудные времена?
– Как забыть такие времена… Меня вызвали в райком и сообщили, что Никита Сергеевич издал постановление, согласно которому крестьяне должны сдавать коров государству. А взамен им собирались выдавать мяса и молока столько, сколько им было нужно.
– А если крестьяне не захотят? – спрашиваю.
– Сена им не давай. Им деваться будет некуда.
Я подумал: «Ну, у меня они что-то получают. Но как крестьянина оторвать от его сути?! Если крестьянин уходил в отход, то семья-то его оставалась в деревне. Жены вели домашнее хозяйство. Они же не только себя обеспечивали, они выкармливали сыновей для армии. Деревенские ребята всегда были основой Вооруженных Сил. Я сказал, что этого делать не буду, иначе предам свои принципы. Вернулся в колхоз вечером после заседания бюро, собрал всех мужиков и раскрыл истинное положение дел. «Вот что, мужики, я всех ваших коров беру на учет. Участки сенокосов вам официально выделять не буду. Но в действительности все останется, как есть. Мне приказали резать лишних коров, которых нельзя поставить на колхозные дворы, и сдавать на мясо». Крестьяне от таких слов окаменели.
Ну, что будем делать? Предложил такой вариант. Покос надо выполнить без присутствия так называемых шефов. Чтобы ни одного чужого человека у нас на сенокосах не было. Мы должны сами все скосить. Говорю мужикам: «Вы получите готовое сено. Как стояли коровы у вас во дворах, так и будут стоять. Я отчитаюсь, что поставил государству скот, и сдам колхозное мясо, но отчитаюсь, что я сдал ваше мясо. Я беру на себя еще одну «тюрьму». Но если кто-либо меня предаст, вы предадите в первую очередь себя. Но вы все пострадаете, если меня продадите».
Я тогда еще в Уляхино не ж и л, ночева л на заво -де «Красный Октябрь». Здесь даже негде было жить, я на мотоцикле туда-сюда ездил. Приезжал на работу в 4 утра.
Крестьяне в тот год закончили покос за две недели. Стога были поставлены. Все сделали. Мужики, говорю, уезжайте в отход. Вот вам неделю срока. Чтобы я вас здесь не видел. Они нашли работу и все разъехались. Остались одни женщины.
Так как я отчитался, что коров собрал, мясо лишнее сдал, ко мне не было претензий. А мужиков я специально отослал подальше, чтобы они по пьянке не проговорились. А женщины даже не знали о том, что мы провернули. Они только знали, что временно у себя на подворьях держат колхозных коров. Этот процесс длился год.
Потом случилась «рязанская эпопея». Так этот вопрос был снят. Я никому не раскрыл этот обман. Об этом рассказываю впервые.
– А если бы вы пошли на поводу?
– Это был бы конец! Не было бы этой деревни. Она была бы разорена.
– Степан Петрович, как вы считаете, система совхозов и колхозов была эффективной? Вот когда люди работали за трудодни, за «палочки».
– Я ликвидировал трудодни.
– Но ведь это была вредная практика? Люди работали за «палочки», а не за деньги. Крестьяне по сути были крепостными, не могли уехать в город.
– Вы берете только отрицательную часть. Вы себе даже не представляете тот исторический момент. Что такое
крестьянин? Что такое русская деревня? Вы из литературы что-нибудь почерпнули?
– Белова читал, Распутина, Солоухина…
– И что вы там нашли?
– Там описан патриархальный уклад крестьянства, показана общинность.
– О! Общинный уклад. Верно. Крестьяне помогали друг другу. Общинный уклад был при крепостном праве, после ликвидации крепостного права, до революции этот уклад сохранялся. Община – это совместный выход из трудного положения. Что такое колхозы? Это попытка юридического объединения этой общины. Коммунисты тогда ничего не могли придумать лучшего, чем взять общину и создать на ее основе юридическое лицо. Но так как крестьянин никогда зарплату не получал, он целое лето жил и работал на запасах, то коммунисты оставили эту систему. Надо было как-то учитывать крестьянский труд. И тогда определили «трудодень». День труда. Система учета труда.
Но! Так как, кроме лопаты, плуга, ничего у крест ьян не бы ло и государство ничем не могло им помочь, их труд оказался абсолютно непродуктивным. Земли-то в России разные. Хорошие земли на юге – там жили хорошо. А чем севернее – тем земли хуже. Значит, и люд жил беднее.
Крестьяне не могли работать на земле с такой продуктивностью, как на юге. Уходили в отход. Вот здесь у меня в Уляхино были одни отходники.
– А то, что крестьян раскулачивали? Это же была катастрофа. Мой прадед, например, пострадал. У него в Бутылицах был кирпичный заводик.
– Это пример, когда свобода, данная на местах, превращалась во вседозволенность. Проявлялись злость, лихость. И, естественно, подводили определенную платформу, чтобы обозвать человека кулаком.
Трудодни не могли применяться по всей России. Если южане жили хорошо, там раскулачивание прошло не с такими тяжелыми последствиями, как в Нечерноземье. Раскулачивание на бедных северных землях опустошило русскую деревню. Загубили мужиков, которые могли что-то делать. А кто остался? Те, кто вообще работать не хотел.
Самое главное – жить с идеей
– Слышал, у вас долги по зарплате в несколько месяцев.
– Сегодня выдаем зар плату за июль и август. Я не могу выплатить зарплату. Я не могу выплатить кредит. У меня сезонное производство. Я в апреле закладываю деньги и только теперь могу продать сельхозпродукцию, а через полмесяца только-только заработаю первые деньги. Процесс производства длится восемь месяцев. Ну, дайте кредит для выплаты заработной платы, не берите с меня налоги за это время!
– Кстати, по какой теме вы защитили кандидатскую?
– «Колхозы и совхозы на современном этапе системы развитого социализма». Но я уже тогда ставил вопросы о колхозном дворе, о значении крестьянского подворья, о значении кредитов и финансов, о значении труда в аграрном секторе. Когда началась перестройка, я первым в области ликвидировал колхоз и сделал на его основе открытое акционерное общество.
– Почему вы на это пошли?
– В это время была большая пропаганда фермерства, много говорилось об организации в колхозах отдельных хозрасчетных бригад. Стали делить трактора, фермы, создавать крошечные бригады, становиться собственниками.
Я понимал, что мелкий производитель не сможет конкурировать с крупным. Инфраструктура для мелкого товаропроизводителя, особенно в сельском хозяйстве, в государстве не создана. И я организовал акционерное общество. Организовал, чтобы не растащили колхоз.
– Какой у вас урожай картошки?
– Мы в этом году собрали 13 тысяч тонн картофеля. Урожайность – 350 центнеров с гектара. Посевная площадь картофеля – 490 гектаров. У нас растениеводческая специализация. А когда-то у меня было 1600 коров. В день три молоковоза круглые сутки молоко возили. Я продавал тысячу тонн мяса.
– Как вы думаете, что загубило дерев ню, сельское хозяйство?
– Сельское хозяйство подкосила гонка вооружений. Все деньги, которые надо было тратить на строительство аграрных средств производства, шли на «оборонку». Что толку, что я в прежние времена продавал 5 тысяч тонн картофеля? Моя картошка приходила куда-нибудь в Коми, ее выгружали из вагонов, засыпали снегом, и никто ее не раскапывал. А в московских хранилищах, куда мы тоже отправляли свою продукцию, 50 процентов объемов картофеля сгнивало.
Я считаю, не надо в агропроизводстве создавать слишком большие штаты сотрудников. Достаточно одной трети от того показателя, что был в доперестроечное время. Но деревню надо было создавать городского типа, ту, которую я сделал в Уляхино. Сейчас всего 30 человек выращивают и убирают 13 тысяч тонн картофеля. А при советской власти работало полторы-две тысячи человек. И обороты сейчас не меньше, чем было раньше. Только вот животноводство угробили…
Что нужно сделать, чтобы возродить сельское хозяйство? Предоставить фермерам длинные кредиты, создать условия для производства и сбыта продукции. Это очевидно!
– Так в чем же секрет вашего феномена? Раскройте тайну.
– Никаких секретов. Самое главное – человек должен иметь идею, быть целеустремленным. Стремление к цели -самая главная энергия. Не обязательно иметь накачанные бицепсы. Человек сам создает энергию. Если человек идет по пути осуществления своей цели, если не воюет с самим собой, это залог долголетия. Большинство людей рано умирают именно потому, что начинают бороться с самими собой. Злоба, лихость, зависть. Отрицательная энергия разрушает.