Николай Атабеков: Мне не нравится, когда адвокаты становятся шоуменами
08.05.2009Что дает силы работать?
Легко ли сегодня быть адвокатом?
И что значит быть дворянином?
Об этом и многом другом мы беседуем в преддверии 9 Мая с Николаем Атабековым.
Николай Николаевич – юрист с именем. Адвокат с полувековым стажем, потомственный дворянин, участник Великой Отечественной. Он до сих пор занимается адвокатской деятельностью.
– Николай Николаевич, вы человек удивительной судьбы. Я вами восхищаюсь. Вы начали работать юристом в 50-х годах прошлого века еще при Сталине, когда ни о каких правах человека и говорить было нельзя. И до сих пор работаете:
– Я три года проработал судьей – до 1954 года. Было очень трудно.
– А не страшно?
– Страшно! У меня отец был осужден (он царский офицер, окончил пажеский корпус) к лишению свободы. Его реабилитировали только в 1956 году. Осудили за так называемую контрреволюционную деятельность.
– Вас не обзывали "сыном врага народа"?
– Ну а как же! Конечно, да! Когда я сюда приехал в 1952 году, чтобы перевестись в Куйбышевскую академию адвокатов, жена Антонина Степановна работала редактором партийной газеты в Александрове. И мне предложили поработать судьей. А тогда в городе работал судья, пьяница жуткий, не знали, как от него избавиться. Начал было отказываться. Во-первых, я из дворян. Во-вторых, отец осужден по 58-й статье. Ну, как я могу? У меня был страх. Что-нибудь случится не так, а я сын осужденного. Но согласился. Оправдал в суде двоих человек, из-за чего и погорел.
– Оправдали? А я думал, советские суды выносили только обвинительные приговоры.
– Вообще-то да. Бывало и обратное, но крайне редко. Я первый раз отправил дело на доследование. Ребят обвиняли в краже полутора килограммов мяса. Везли мясо из Мурома во Владимир. На Ерофеевском спуске в кирпичном доме был магазинчик. Они часть мяса сдавали туда. С мясом тогда было плохо. Одна гражданочка "видела", как неизвестные люди положили кусок себе за пазуху. Их привлекли к ответственности. Был указ 47-го года – от десяти до пятнадцати лет лишения свободы независимо от количества украденного. Первый раз дело рассматривал, отправил материал на доследование. Потом меня осенило. А могла ли гражданочка видеть вора? Провели следственный эксперимент. Расставили фигуры – не могла она ничего видеть с той точки! Подозреваемых оправдал и выпустил из-под стражи. Областной суд оставил приговор без изменений. Верховной суд отказал в надзорном представлении. Я первый раз поехал отдыхать в Сочи. И вдруг мне передают, что про меня вышла критическая статья в "Правде".
– Это приговор:
– Оказывается, во Владимир приехал с проверкой начальник следственного отдела Генеральной прокуратуры. А прокурор говорит: "Вот вы нас ругаете, а смотрите, что делает суд?". По соседству с начальником следственного отдела жил известный журналист Юрий Чаплыгин. Он за информацией далеко не ходил. Раньше были очень популярны критические материалы про судей, следователей.
Вызывают в райком партии на ковер. Ой, как же меня тогда полоскали: Дворянское-то происхождение я "скрыл", когда вступал в партию. Хотя как скроешь? Все написано в личном деле! И со всеми-то секретаршами я "спал". Взятки-то я "брал". В общем, аморальный тип. Оргвывод: исключить из партии и снять с работы. За меня заступился прокурор города Антон Федорович Гиль.
– Вам тогда было всего 26 лет. Профессиональная жизнь только начиналась.
– Влепили строгий выговор. А с работы решили все-таки снять. Я прихожу к жене. Редакция у нее была знаешь где? С Гагарина идти к Ерофеевскому спуску, там был Дом колхозника. Жена звонит первому секретарю обкома партии Александру Николаевичу Кидину, вовек его не забуду: "Примите мужа, пожалуйста". Слышу смех в трубке: "А что, он сам-то не мог позвонить?". – "Он в невменяемом состоянии". – "Ну, пусть приходит". Знаешь, Андрюша, я никогда не забуду – почти два часа он со мной разговаривал. Он все великолепно понимал и был большой умницей. Чаем меня поил, успокаивал. А у меня слезы градом: А ведь с его же ведома меня собирались убирать. "Николай Николаевич, я вам дам два совета. Первое – партийный выговор не обжалуйте. Это бесполезно. Что касается досрочных выборов, я вам обещаю: их не будет, вы положенный срок доработаете. Где бы вы хотели работать?". Промямлил дрожащим голосом: "В адвокатуре". Снимает трубку – задача решена. Так определилась моя судьба, я попал в адвокатуру и работаю здесь более полувека. Через несколько лет стал председателем президиума областной коллегии адвокатов.
– Несколько раз ваша жизнь и карьера висели на волоске.
– До 1953 года приходилось непросто.
– Ждали по ночам "черного воронка", хранили вещи в чемоданах?
– Нам с мамой и хранить-то особо было нечего. Помню, нас в одну ночь выселили из Москвы в Новосибирск. Тогда арестовывали всех офицеров царской армии. Я родился и вырос в Москве. На улице Красина – это недалеко от Патриарших прудов, площади Маяковского.
– Когда стало известно, что Сталин умер, многие плакали. А вы?
– Ты знаешь, я тоже.
– ???
– Мы еще тогда не знали, что это за человек. Я прошел войну с именем Сталина. Сразу после войны в целом ряде случаев стали снижаться цены в магазинах. Все хорошее связывалось со Сталиным. Обо всем узнали только после XXII съезда партии. У меня двойственное отношение к нему. Он ведь превратил аграрную Россию в индустриальное государство.
– Но выиграл-то войну не Сталин, а народ, если уж на то пошло. Воевали за Родину.
– Конечно. А что такое народ? Вот вы народ. Вот там, в войну, засели пулеметчики. Что, народ сам пойдет брать неприятеля? Командир говорит: "Нет, в лобовую брать не будем. Проведем отвлекающий маневр, с другой стороны обойдем и захватим пулеметчиков". Всегда нужны руководители.
– Вы же не кричали: "За Родину, за Сталина"? Думали в первую очередь про маму, близких людей.
– Ошибаешься. Правда, мне в атаку ходить не довелось, говорю не о себе. Мы тогда не знали, что Сталин повинен в репрессиях. Да, аресты были. Это Ежов виноват, Берия виноват! Сталин разберется. А что касается "За Родину, за Сталина", то да, конечно, я помню, такая Зиночка была, санинструктор. Она подняла мужиков в атаку, и они опрокинули немецкую колонну. Выпить была не дура. Приняла, значит: "Мужики, вашу мать, за Родину, за Сталина!". И за ней побежали.
– Прямо Жанна д`Арк!
– Да. Конечно, Сталин – тиран. Но в любом человеке всегда есть и хорошая сторона. Не бывает только черных и белых тонов. А Сталин-то для нас был богом.
– Как вы стали юристом, почему выбрали юриспруденцию?
– Юристом я стал случайно. Это судьба. Я много занимался театральным искусством, живописью. На фронте получил грамоту за художественную самодеятельность. Я много читал Коваленко, Эренбурга, Симонова. Более чем хорошо бил стэп. И когда я демобилизовался и стал работать в Александрове, мы с женой создали драматический коллектив, а меня распоряжением горисполкома сделали его художественным руководителем. Мы ставили много спектаклей – "Бесприданницу" Островского, "Чужого ребенка" Шкваркина. Причем я как настоящий режиссер кричал: "Не верю!". Сейчас смешно вспоминать. Александров же был столицей "101-го километра", у нас было огромное количество блестящих актеров! И я этот успех принял на свой счет. В общем, возомнил себя великим режиссером. Только потом понял: это они меня "вели".
По части стэпа у меня была партнерша – актриса Леночка, красавица девчонка. Ее сослали за то, что она вышла замуж за сотрудника Персидского посольства. В одном доме с мамой и бабушкой жила бывшая актриса Художественного театра Екатерина Мечиславовна Авдулова. Она была дважды женой врагов народа. Первого мужа расстреляли, она умудрилась во второй раз выйти за "неблагонадежного элемента". Расстреляли и его тоже, а Екатерину Мечиславовну сослали в Александров. Она дала нам рекомендательное письмо к известному актеру Малого театра Михаилу Францевичу Ленину. Мы ехали в Москву с Тоней на подножке поезда. В то время в Москву нужен был пропуск. И смех, и грех: около Загорска нас нечаянно окатили дерьмом из детского вагона. Где-то в туалете отчищались. А потом я читал Михаилу Францевичу какой-то отрывок из пьесы и все время допытывался: "Вы мне скажите, я могу стать великим режиссером?". Дважды сдавал экзамены во ВГИК. И не поступил, хотя прошел все туры. Убитый горем, уехал в Александров, забыв даже взять справку. Через две недели приезжаю за справкой, меня встречает ассистентка Юткевича, он набирал свой курс: "Где вы были?". – "Как где? Я поехал домой". – "У одного абитуриента случилось несчастье, он уехал на Дальний Восток, мы вас искали". – "Ах, так!". На следующий год снова решил подать документы. Моя мама и жена Тоня были мудрыми женщинами: "Конечно, Коля, но ты подай и в юридический тоже". Во ВГИКе провалился сразу, а в Московский юридический институт поступил. Увлекся юрис-пруденцией.
– Николай Николаевич, известных адвокатов можно перечесть по пальцам руки. Они стали медийными лицами. А что все остальные?
– Я знаком с Генрихом Падвой, Генри Резником и Михаилом Гофштейном. Эти адвокаты определяют лицо российской адвокатуры. И в подавляющем большинстве адвокаты – честные труженики. И лишь незначительная часть – "грабители" клиентов: "в кассу – десять, а пятнадцать – мне в карман".
– А Павел Астахов?
– Лично его я не знаю. Павел Астахов знаком мне по телевизионным передачам. Он мне представляется квалифицированным юристом. Но мне не нравится, когда адвокаты занимаются шоу-бизнесом, наработкой дешевого авторитета. Это некрасиво. Адвокат должен зарабатывать авторитет своей повседневной деятельностью.
– Как вам ситуация, которую наблюдал в суде своими глазами: гособвинитель пьет чай в кабинете судьи, а адвокат скромно сидит в коридоре на скамеечке вместе с подзащитными.
– Да, совершенно верно. Но, знаете, в районах это распространено меньше. Там не так много юристов, многие из них однокашники, сильны товарищеские связи. Там такого отторжения нет. У нас есть. Умный судья этого не допустит. Закончил работу – бога ради, общайся. Но переступив порог суда, будь добр соблюдать дистанцию.
– Вы до сих пор с этим сталкиваетесь?
– Конечно. Но я меньше. Шестидесятилетний опыт непосредственного общения с юристами сказывается. Не сочтите за похвальбу, но ко мне отношение особое. Меня знали судьи, будучи еще студентами. А с молодыми адвокатами, да, могут поступить резко: "Выйдите, вы нам мешаете". Хотя и адвокаты должны корректно вести себя с судьями и следователями.
– Президент страны сказал, что наш суд не стал ни скорым, ни правым, ни объективным. Сколько времени должно пройти, чтобы наш суд обрел подлинную независимость?
– Задали бы вопрос полегче. Сказать, что суд абсолютно неправый, я не могу. У меня была целая череда гражданских дел. К нам в комиссию по правам человека при губернаторе, членом которой я являюсь, в 2007 году обратилось 27 жителей одного дома. Они проживали в этом доме более 20 лет, исправно платили за коммунальные услуги, но должным образом зарегистрированы не были. И договор соцнайма с ними не заключили. Мне поручили проверить сигнал. Жильцы писали Рыбакову, он ответил отрицательно, и тогда уже эти подписанты обратились ко мне как к адвокату. К сегодняшнему числу я провел 20 дел и по всем 20-ти суд удовлетворил наши требования, обязав администрацию заключить с жильцами договор социального найма. Многие жилье успели приватизировать. Вопрос поначалу был несколько спорным, первое дело проводила судья Горячева. Она не побоялась и встала на сторону рядовых граждан. Не могу сказать, что судьи всегда выносят неправомерные решения. Конечно, бывает иначе.
– Да и "телефонное право" никто не отменял:
– Может быть, но, на мой взгляд, сейчас им пользуются в меньшей степени. Судьи стали более независимы. Сейчас вывести судью из состава судей достаточно сложно. Нужно подать документ в квалификационную комиссию, именно она выносит решение. Делается представление президенту. Процедура сложная, многоступенчатая. У судей более чем приличная зарплата, они зарабатывают под 100 тысяч рублей. И привилегии неплохие. Пенсия – семьдесят пять процентов от оклада. Адвокатам о таких благах можно только мечтать. Мы единственная общественная организация, которая обеспечивает выполнение конституционного принципа – права на защиту. Причем его следует толковать расширительно, а не только как право обвиняемого. Это и право на защиту законных интересов. А знаете, какая у адвокатов официальная зарплата – 4-5 тысяч. Рублей!
– Вы ощущаете давление извне?
– Нет-нет, на нас давления нет. На нас где сядешь, там и слезешь. Мы же независимы.
– Но вы сами говорили, что адвокаты в неравном положении. Видят, молодой адвокат, вчерашний мальчишка. Да еще такая маленькая зарплата.
– Что вы понимаете под давлением? Люди придут к адвокату и скажут: "Ты, сукин сын, не смей защищать такого-то!"?
– Ну кто же так топорно действует. Есть более тонкие методы.
– Ну, бывает. Адвокатов и убивают. Многое зависит от самого человека. Никогда не давай клиенту никаких невыполнимых обещаний: "Наше дело правое, мы выиграем с гарантией на сто процентов". Чаще такое случается с молодыми и/или не совсем добросовестными адвокатами. Пока ты ведешь процесс, не дружи с подзащитными. Это потом можно дружить, но не во время процесса. Нельзя "пинать" потерпевшего. Надо найти определенную границу корректного отношения.
– Нередко представителей вашей профессии обвиняют в беспринципности. Чего стоит известный оборот "адвокат дьявола". Адвокат может защищать кого угодно, даже серийного убийцу.
– Неправильный акцент. Адвокат не может, он обязан! Он не имеет права отказаться от принятой на себя защиты по уголовному делу. Можно отказаться в процессе собеседования. Мы же заранее не знаем, виноват человек или нет. В этом сложность адвокатского общения с клиентом.
– Бывает, вина очевидна:
– Дорогой мой, вы знаете, скольких расстреляли по "делу Чикатило"? Из них двое или трое признали свою вину. Адвокат должен бороться до конца. Защита к тому же имеет нравственную основу. Защищать человека и гражданина – это нравственно. Это еще защита интересов родственников, семьи, детей, матери, которые переживают за близкого человека, попавшего в беду.
– Не спорю. Безусловно, адвокатская деятельность требует сердечного участия. В вас течет дворянская кровь. Вы чувствуете в себе дворянина, как это проявляется?
– Быть дворянином – значит, проявлять терпимость к чужому мнению, уважать других людей, независимо от того, любишь ты человека или нет. Я стараюсь понимать людей. Именно в этом заключается интеллигентность и, может быть, сила дворянства.
– Николай Николаевич, что вам дает силы работать? Я поражен, что вы в столь почтенном возрасте занимаетесь адвокатской деятельностью.
– Работать тяжело, но не работать еще тяжелее. Именно работа, постоянное общение с людьми держат в тонусе. Важно чувствовать себя нужным. А люди ко мне идут. Все же какой-то авторитет заработал. Работа приносит большое удовлетворение.
– И последний вопрос – как будете праздновать 9 Мая?
– Дома. Выпью фронтовые сто грамм с Тонечкой, которая, кстати, тоже участник Великой Отечественной и с которой мы живем в любви и согласии уже 62 года.
Андрей Трохин
