ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ
Джеймсы Бонды в разведке не нужны
Даже обычные события в жизни моего собеседника интересны, потому как уж очень необычна его профессия. Скромный владимирский пенсионер Вадим Алексеевич Мельников в прошлом – разведчик. За плечами – десятилетия в загранкомандировках (в основном, Женева и Париж), встречи с Владимиром Высоцким и Мариной Влади, миллионершей Кристиной Онасис и ее русским мужем Сергеем Каузовым, общение с Мстиславом Ростроповичем и Галиной Вишневской, консульский прием наших олимпийцев, беседы "за рюмочкой чая" с футбольной легендой Николаем Старостиным, и звездами экрана Алексеем Баталовым и Михаилом Ноткиным, а среди ближайших коллег – тогда еще будущий президент России Путин.
– Вадим Алексеевич, мечтал ли парнишка из заштатного Юрина на Волге стать профессиональным разведчиком?
– Может, и мечтал, как все мальчишки, но в жизненные планы не включал. Для меня тогда и Московский институт цветных металлов и золота был высокой планкой. Окончил его и с дипломом горного инженера приехал в Макеевку в Донбассе. Даже когда стал замначальника шахты по безопасности, не думал, что делом жизни станет госбезопасность.
– Семья как эту перемену приняла?
– Переходя в горотдел КГБ Макеевки, я терял в зарплате, так что восторгов быть не могло. Но мое любопытство взяло верх. А насколько серьезно молодого инженера-комсомольца проверяли органы, я понял, когда сам в подобных проверках участвовал. И сразу вместо горотдела взяли в областное управление в Донецк.
– 1962 год. У народа еще сильна прививка 1937 года. Шлейф чисток чувствовался в отношении людей к вам?
– Нет. Офицер КГБ – это всегда было и солидно, и романтично. Я работал в контрразведке, отвечал за госбезопасность на ряде шахт.
На одной из них выявили предателя, которого немцы, уходя с Украины, оставили "на оседание". Как ни шифровался, а глаза стали резать странные вещи: деньги зарабатывает приличные, а в отпуск никуда не едет, лет уже больше 40, а ни семьи, ни других привязанностей нет. Потом документально доказали, что во время войны он сотрудничал с фашистами, и в будущем они на него очень рассчитывали. Были у нас и так называемые "опознаватели". Те, кто отказались от порочных связей в прошлом и сдавали свою агентуру. Во время рейдов в Западную Украину они опознавали замаскировавшихся врагов. Естественно, их сведения проверялись и перепроверялись.
Кого-то ловили на вполне по-человечески понятной лжи. Например, первый секретарь обкома комсомола Донецка Олег Лунев говорил, что его отца немцы расстреляли за связь с партизанами. Когда выяснилось, что его расстреляли как раз партизаны за предательство, с партийной карьерой Олег расстался. Но ведь он тогда пацаном был и возможно, искренне верил, что отец – герой.
– А как вы из контрразведки попали в разведку?
– Предложили поступить в разведшколу. Задача была непростая, а потому увлекательная.
– Как же тестируют на Джеймсов Бондов?
– Да не нужны в разведке Бонды. Достал пистолет – рассекретил себя. И ты уже не разведчик. В первую очередь проверяли на интеллект и коммуникабельность, умение расположить к себе и вызвать доверие.
Потом 2 года в разведшколе была и обычная офицерская подготовка, и спецпредметы: техника ухода от слежки, тайнопись, тайниковые операции. Нужна была ловкость Левши. Микроточки, например, делали: микроскопическую пленку с информацией упаковывали до размеров точки и заклеивали под почтовую марку на конверте. Но самый главный предмет был марксизм-ленинизм.
– А языки?
– Вторично. Хотя в огромных объемах. Мне пришлось с нуля осваивать французский, хотя экзамен сдавал по английскому. Но внешностью в англо-сакса не вышел. А вот на француза или араба вполне тяну.
Но натурализовываться мне не приходилось. Я везде работал как советский гражданин. В Женеве у меня был дипломатический паспорт третьего секретаря представительства СССР при отделении ООН. Я уехал туда с женой. 11-летнего сына пришлось оставить в Москве, в интернате для детей мидовских сотрудников.
Пригодились "основы дипломатической деятельности", которые преподавали в разведшколе. Главным для меня была вербовка агентов. Консульская работа дает огромное количество контактов. Среди моих агентов появился индус, американец… Через полгода из Центра сказали: "Хватит! Разрабатывай те проекты, которые есть."
– Но ведь и вас кто-то "разрабатывал"?
– Мы там все прекрасно знали, кто на какую разведку работает. У меня были замечательные друзья из ЦРУ. В Женеве куча дипломатических миссий, у молодых дипломатов были свои клубные встречи, мы приходили с женами, дружили семьями. Только в нашем консульстве было около 200 сотрудников, из них четвертая часть – разведчики.
– А как же конспирация и прочие шпионские страсти?
– Страсти – это для боевиков. На самом деле все спокойнее, сложнее и интересней. Хотя приходилось перед встречей с агентом по 1,5-2 часа на машине кружить, чтобы от "хвоста" избавиться, и в багажнике меня из консульства вывозили. При этом еще надо было презентабельный вид сохранить.
Успехом было то, что мне удалось установить подслушивающее устройство в доме одной американки. Она была не сотрудником, но очень активным агентом ЦРУ и хозяйкой явочной квартиры. Месяцев 8 она была на прослушке, пока ее в Лаос не перевели. Вот снять технику было сложнее, чем установить. Когда пришли на "отвальную вечеринку", я попросил жену задержать хозяйку на кухне, а сам молниеносно к креслу, перевернул его, демонтировал микрофон…
– А если бы горничная, к примеру, во время уборки его нашла?
– Нет, он выглядел там родной деталью. Я ведь сначала приглядел, куда ставить, заказал в Москву – наши такие вещи классно делают. Мне за ту операцию майора досрочно дали.
– Отношения с американкой были, похоже, приятельские. Удавалось сохранять чисто человеческие привязанности?
– Да, с ней мы хорошо общались. Помню, у нее была "Биография Ленина" Фишара, где есть все и про связь Ильича с немецкой разведкой, и про Инессу, и еще очень про многое. А ведь это был 1974 год, и в Союзе Ленин еще кумир. Я просил, чтоб подарила книгу. Нет, говорит, еще пригодится. Они ведь ездили со своими библиотеками, мебелью, со всем, что считали необходимым. А мы только чемоданчик с бельишком брали. В этом они были свободнее нас.
Личные отношения имели большое значение. Мне удалось выйти на одного интересного человека из немецкого представительства, который в силу своего положения имел важную информацию. У него были материальные затруднения. Я обещал помочь за услуги. Уже о тайниках договорились, и тут скандал: у канцлера Вилли Бранта восточно-германского разведчика Гийома почти, пардон, из-под задницы достали. Резонанс был колоссальный. Многие, вплоть до канцлера, поплатились отставками. Мы с агентом договорились: "Расстаемся!"
Через полгода все затихло, он мне звонит: давай работать! Я говорю: "Давай, но у меня командировка заканчивается". Он предупредил: "С другим работать не буду". Так что мы недолго посотрудничали.
Обычно все контакты заканчивались вместе с работой. Был у меня в Женеве один ценный агент-американец. Он с нами сотрудничал на идейной основе: симпатизировал коммунизму. Вот с ним довелось встретиться в России – приезжал с прибалтийским паспортом.
– Следующая загранкомандировка была в Париж, и здесь уже как консул вы принимали многих наших знаменитостей.
– Да, разведдеятельность скрашивали такие встречи. Высоцкий тогда постоянно ездил к Влади и обязательно отмечался в консульстве. Как-то довелось его выручить, подбросить к Марине, на консульской машине это было проще.
Алексей Баталов и Михаил Ножкин приезжали в Париж на открытие русского киноклуба. Я их затащил на постановку знаменитого режиссера Оссейна "Дантон и Робеспьер". Помню, спрашиваю у Баталова: "Нравится?" А он с восторгом: "Не говори "нравится" – это ни с чем не сравнимо!" Я благодарен судьбе за многие такие встречи.
– Вы пришли на Лубянку, когда КГБ возглавлял Андропов, а вашу Службу внешней разведки или Управление "К" – знаменитый Олег Калугин.
– Андропова наблюдал только когда он проводил общие совещания. Но знаю, что иностранцы видели в нем прогрессивного деятеля, уважали как профессионала и образованного человека. Он, действительно, прекрасно разбирался в живописи, стихи писал.
Вот с Калугиным довелось больше общаться. Было впечатление, что человек стремится придать себе больше значения, чем есть на самом деле. Я был в Париже, когда его сняли. Сейчас он в Америке, экскурсии водит по местам явок.
– Разведчик Путин как-то выделялся на фоне коллег?
– Кто из нас чем выделялся, знало только наше начальство. Какая между разведчиками может быть дружба, если мы по командировкам в разных концах света, а когда бываем в Центре, то в каждое подразделение – свой пропуск.
– А как восприняли его приход к власти?
– Как любого бы разведчика – с радостью. Посмотрите, как он умеет вести беседу. Это профессиональная практика. Назову и другие профессиональные качества: умный, осторожный, твердый, взвешенный. Наш человек!
Беседовала
Валерия СЕРГЕЕВА.
Фото из архива
Вадима МЕЛЬНИКОВА.
г.Владимир.
P.S. Жизнь моего собеседника оказалась щедрой на интересные события. Наш разговор мы на этом не заканчиваем. В следующих номерах "Призыва"-толстячка вы узнаете о встречах Вадима Мельникова с Высоцким и Влади, с Ростроповичем и Вишневской, с Кристиной Онасис и Николаем Старостиным, о его дружбе с митрополитом Кириллом и о неоднозначном впечатлении от встречи с Окуджавой.