Когда несколько лет назад программу "Страна и мир" на НТВ стали вести совсем юные мальчики и девочки, многие спрашивали: "Что эти дети делают в эфире в десять вечера?" Сегодня такое явление стало привычным. К этой же когорте "молодых" относится и Юля Панкратова – бывший корреспондент программы "Намедни", одно время была соведущей Антона Хрекова в программе "Страна и мир", а сейчас – ведущая дневных новостей на "Первом".
– Почему вы ушли с НТВ?
– В какой-то момент руководство посчитало, что Ольга Белова на это место подходит больше. Спорить было бесполезно. Конечно, все это неприятно и обидно. Мне предлагали остаться корреспондентом, но я понимала, что у меня есть опыт работы в кадре, мне не хотелось его терять. Я еще многое могу сделать в качестве ведущей, и в итоге оказалась на "Первом".
– Материально выиграли?
– Получилось то же самое.
– В стиль подачи новостей на "Первом" вы привнесли что-то с НТВ или вросли в уже существующую схему?
– Все каналы, в том числе и новости, унифицируются. Так как у нас разное время выхода в эфир, то мы постоянно смотрим коллег. Иногда доходит до смешного – у нас верстки бывают практически одинаковые. Но я стараюсь свои тексты делать неформальными. Хотя очень сложно написать, например, о встрече президента с правительством каким-то неофициальным языком.
– Имидж пришлось менять?
– Я не много времени потратила на общение со стилистом. Вот в первые полгода работы на НТВ, пока искали мой стиль, я поменяла с парикмахером тысячи причесок. Одним не нравилась челка, другие считали, что волосы лежат слишком пышно, третьим казалось, что гладко. Я говорила: "Ну, а как новости?" Но никто меня не слушал, всех интересовала исключительно моя голова. И в какой-то момент я сказала себе: "Все! Ты не обращаешь на это внимания!" Отрастила каре, с которым сижу в эфире уже долго и которое устраивает меня и всех окружающих.
– Какую новость ставят в начало на НТВ, а какую на "Первом"?
– Никаких указаний, что ставить в первую очередь, нет. Есть объективная реальность. Можно долго готовить выпуск, но вдруг приходят срочные сообщения, которые, естественно, пойдут первыми, и все надо переделывать. Даже если бы существовали директивы, они были бы бессмысленны. Дневные новости тем и хороши, что мы работаем по факту.
– В вашем контракте прописано, что "лицо канала" надо бережно хранить и нельзя его, например, снимать в рекламе?
– Если у тебя есть предложения, то это обсуждается с руководством. У меня пока такой практики не было. А так я веду достаточно спокойный образ жизни, в общественных местах не хулиганю и дебошей не устраиваю.
– Как относитесь к высказыванию, что "телевидение – это террариум единомышленников"?
– Не могу сказать, что это неправда. Но все зависит от тебя. Если ты идешь по головам, карабкаешься по карьерной лестнице во чтобы то ни стало, то – да. Конечно, иногда этого можно и не делать, и все равно тебе будут завидовать и, быть может, даже мешать. Но, с другой стороны, телевидение – это команда. Первый вопрос, который меня интересовал при переходе с одного канала на другой: не какую новость нужно ставить первой, не вопросы цензуры, а какие люди в коллективе. И ура – у меня отличная бригада!
– Драйв получаете от эфира?
– Мои знакомые говорят, что со мной иногда очень смешно говорить после эфира. Когда выпуск удачно складывается, у меня бывают просто адреналиновые атаки. И если я потом сразу сажусь за руль, то машину веду на такой скорости, какую в обычном состоянии никогда не позволила бы себе. И когда мне задают вопрос: "А вы прыгаете с парашютом?" – Я отвечаю: "Да, три раза в день! На рабочей неделе".
– Какую программу вы хотели бы вести лет через десять?
– Я всегда хотела вести только новости. Но мне кажется, что в какой-то момент я устану это делать. Думаю, произойдет это раньше, чем через 10 лет. Пока не знаю, чем могла бы заняться.
– Смешные случаи в эфире были?
– Не знаю, к какому случаю это можно отнести – к смешному или не очень. На "Первом" есть специальная педаль, которая включает микрофон – к этому надо просто привыкнуть и довести до автоматизма. Я благополучно забывала это делать. Мало того, когда мне режиссер в истерике начинал кричать в наушники, чтобы я срочно включила микрофон, я с такой силой жала на эту педаль, что он включался и тут же выключался вновь.
Но в какой-то момент это перестало быть ужасным и стало смешным. А однажды я просто не смогла найти эту педаль – ее надо нажимать ногой, и она потерялась у меня под столом. Что не помешало мне в кадре наклониться и посмотреть, где же она находится. Люди знающие просто смеялись, а незнающие долго удивлялись, что же Панкратова делала под столом во время выпуска.
– У новостных ведущих есть возрастные ограничения?
– Сейчас все меняется, и если мы посмотрим линейку ведущих за последние несколько лет – я говорю обо всех каналах – то понятно, что лица "Новостей" молодеют. В кадр садятся совсем юные мальчики и девочки, то, чего раньше не бывало. Когда появилась "Страна и мир", все говорили: "Что эти дети делают в десять часов вечера?" Прошло 3 года, и сейчас это стало привычным.
Сегодня в политику и экономику приходят молодые, именно они смотрят новости. Очень гармонично, что они слушают свое поколение – они ему верят.
– А вы часто встречались на телевидении с блатом?
– Такое явление есть везде. И смотря что вообще считать блатом. Меня в кадр посадил Парфенов. Хотя вокруг ходили, может быть, более талантливые девочки. Это блат или нет?
– Существует понятие "школа Леонида Парфенова". Что оно в себя включает?
– Оно существует, но сформулировать, что это такое, сложно. Почти все, что у меня есть в профессиональном плане, – это от Лени и от команды, которая работала в "Намедни". Никто не сажал тебя за парту и не просил ничего записывать, это все происходило в процессе. Мы все друг у друга учились. Это и отношение к работе, и ощущение себя, и умение смотреть на ситуации. Есть даже смешные вещи – многие обращают внимание, что корреспонденты, которые вышли из "Намедни", подражают Лене. Но это нормально – вы всегда находитесь под влиянием человека, который рядом. А если это такой профессионал, как Парфенов – тем более. После того, как программу закрыли, все нашли себя и хорошо устроились – никто на гармошке у ВДНХ не играет. Значит, мы правильно работали и чему-то научились.
– Вы сейчас встречаетесь?
– Нет, чтобы всем вместе собраться – такого нет. Но мы периодически пересекаемся.
– К прямому эфиру привыкаешь?
– Конечно. И когда сидишь в эфире, то не думаешь о миллионах людей, которые тебя смотрят. У тебя рядом операторы, в наушнике – режиссер, редактор. Поначалу страшно было. Я помню, что первый эфир был для меня просто кошмаром. Я не понимала, что читаю, хотя до этого мы готовились, и в студию я пришла почти за час.
– Когда вы стали ведущей, эта работа не показалась вам менее творческой, чем работа корреспондентом?
– Просто она другая. Конечно, когда я смотрю сюжет, который сделала коллега, то думаю: "О! И я бы съездила на такую съемку!" Не хватает командировок, чтобы пожить в каком-нибудь ужасе, поснимать что-то интересное.
– Родители часто смотрят вас в эфире?
– Смотрят, когда есть возможность, высказывают замечания. Слава Богу, что перестали записывать все на видео, как раньше. А то я чувствовала себя каким-то музейным экспонатом.
– Вы живете отдельно от родителей?
– Да, у меня такая маленькая квартирка – холостяцкая студия, в которой мы живем вместе с кошкой.
– На личную жизнь время остается?
– При таком графике – неделя через неделю – конечно. Личная жизнь у меня богатая и насыщенная, как вообще и должно быть у нормальной девушки. Все нужно делать не в ущерб – и работу, и семью можно совмещать. Время карьеристок, которые не умеют яйцо сварить, уходит. Многие девушки, я в том числе, это понимают.
– А вы карьеристка?
– Я всегда очень много работала, еще во время учебы. Поэтому для меня было абсолютной "дичью", когда на одной из лекций на 4 курсе нам вдруг начали рассказывать, что перед интервью надо включить диктофон и обязательно проверить, работает ли батарейка. А у меня к тому времени было очень много напечатанных интервью и сюжеты на ТВ. А некоторые мои однокурсники сидели, и все это на полном серьезе записывали.
– У вас есть мечта?
– Я просто ставлю перед собой цели, которые достигаю. Стараюсь, по крайней мере. Сейчас я учусь плавать. Бассейн – это мое увлечение. Я решила этим заняться, записалась в спортклуб, взяла тренера, и мы учимся плавать как надо: кролем, брассом, баттерфляем. Для меня это подвиг, потому что со спортом у меня всегда были натянутые отношения. Из университета меня даже чуть не отчислили из-за несданного зачета по лыжам. Сейчас тренер говорит, что плавать мы научились, теперь шлифуем.
– А как насчет того, чтобы с вышки прыгнуть?
– Все впереди. С бортика уже пыталась. Первый раз было жутко страшно – я орала на весь бассейн. Тренер почти сталкивал меня, хотя я очень послушная и ответственная.
– Что сейчас читаете?
– Мемуары Лени Рифеншталь (немецкая кинодокументалистка, кинобиограф Гитлера, – прим. ред.). Я все хочу спросить человека, который мне подарил эти книги, с чем это было связано? Она, конечно, прекрасная профи, но мне такие успехи не нужны. Хотя читать интересно.
– Есть жизненное правило, которого вы придерживаетесь?
– Моя преподаватель по речи всегда мне говорила, что в эфире можно неправильно выговаривать "ч", не так ставить ударение, но в голове всегда должно быть: "Не спеши, дыши и думай!" Это правило плавно перешло в жизнь – мне оно очень помогает. Хотя в кадре говорю я чрезвычайно быстро.
Раиса ВИВЧАРЕНКО.
Фото из архива редакции.
г.Москва.