– Юрий Федорович, работа областного суда в последнее время находится под пристальным вниманием – и не только прессы.
После майского пленарного заседания Совета судей России, где рассматривалась дисциплинарная практика, сложившаяся в судебной системе области, в различных аудиториях высказываются самые разные версии дальнейших событий. Обсуждают: накажут ли Беспалова, когда и как. Как на самом деле развивается ситуация после 13 мая?
– Для начала я хотел бы уточнить, что на пленарное заседание Совета судей в Сочи я попал фактически случайно. Председатель областного Совета судей Владимир Шульгин еще 23 апреля на пресс-конференции во Владимире сообщил, что будет присутствовать на этом заседании, и о слушании вопроса по Владимирскому суду.
Кстати, о пресс-конференции председателя члены областного Совета судей не были поставлены в известность, хотя из его выступления создавалось впечатление, что выражает он мнение всего Совета. 5 мая одиннадцать членов областного Совета судей написали письмо председателю Совета судей России Юрию Сидоренко. Коллеги высказывали осуждение действий Шульгина и пытались довести свое видение ситуации, считая, что "она не выглядит такой негативной. Благодаря совместным усилиям, в том числе работе областного суда, членов Совета судей, Квалификационной коллегии надлежащим образом организована работа судей судов общей юрисдикции, мировых судей".
Возвращаясь к предыстории моего участия в заседании Совета судей России: 7 мая около 16 часов на мое имя все-таки прислали по факсу приглашение на заседание 13 мая, хотя Совет работал с 12 по 16 мая. В повестке дня "владимирский" вопрос не значился. Как я уже рассказывал журналистам, мне не предложили выступить, а в ответ на мою просьбу дали слово буквально минут на пять. Некоторых участников заседания тоже удивило, что вопроса о ситуации в суде нашей области нет в повестке. Председатель Ростовского облсуда Ткачев задался вопросом – по чьему обращению инициировано слушание, почему не создавалась комиссия по проверке фактов нарушений. Голосование за предложение обратиться в Высшую квалификационную коллегию судей о вынесении мне взыскания было открытым, счетная комиссия по подсчету голосов не создавалась.
Что же касается развития ситуации, пока у меня нет никакой информации. Хотя, некоторые, видимо, выдавая желаемое за действительное, уже говорят о том, что Высшая квалификационная коллегия примет решение даже без моего участия, что за неделю до срока мне сообщат о моей отставке.
– Вы сейчас просто ждете наказания?
– Почему? Хотя ситуация неопределенная, я работаю так же, как работал до этого. У председателя суда слишком большая ответственность, чтобы, забросив дела, ждать наказания.
– Но даже если сценарий ситуации, о которой мы только что говорили, не совсем прозрачный, должна быть у него какая-то подоплека?
– Наверное, прозвучит парадоксально, что причиной недовольства работой человека может стать сама работа, но на деле так и получается! И это не мое утверждение. Понятно, что никто не станет сам себя обвинять. Но достаточно пролистать подшивку писем Совету судей от судей области, возмущенных выступлением Шульгина. Они называют его некорректным, наносящим урон авторитету судебной власти. А главное, члены судейского сообщества не согласны с тем, что кто-то выступает от их имени, не имея на то полномочий. Вот, например, вопреки мнению судей, Шульгин положительно оценивает деятельность судебного департамента по обеспечению деятельности судов.
Но моя работа на посту председателя облсуда началась с того, что я: начал добавлять хлопот сотрудникам судебного департамента. Когда, заступив на должность, посмотрел, в каких условиях работают судьи в нашей области, я отказался верить, что такое возможно в XXI веке!
В судах стояли печатные машинки 50-х годов. Кабинет судьи одновременно являлся и приемной, и залом заседаний. Помню случай, когда в Камешкове сотрудники, во главе с председателем суда, в рабочее время откачивали воду, заливавшую подвал. Тазики в коридорах зданий суда мои коллеги тоже еще не забыли. Здание областного суда могло просто рухнуть. Некоторым судьям по тринадцать лет не меняли мантии!
– Так, может, судебному департаменту области не помогали федеральные структуры?
– Поскольку в области не было председателя областного суда, был только человек, временно исполняющий эти обязанности, никаких обоснованных заявок на выделение средств для обеспечения судопроизводства в федеральные структуры не подавалось. Областное управление судебного департамента не анализировало состояние материальной базы судов. Мы провели десятки встреч с гендиректором Судебного департамента при Верховном суде России Александром Гусевым. Только договоров на ремонт, закупки, услуги было подписано три сотни!
До этого, видимо, всех устраивало ложное спокойствие и ложная обеспеченность. Заботы о судьях не проявлялось. Я же убежден, что специалисты, в чьих руках находятся людские судьбы, должны ощущать внимание государства. Мы – на службе закона и государства. А у человека, чьи насущные нужды не удовлетворены, возникает соблазн, ну, что ли, компенсировать это. Понимаете, о чем я? Не случайно государство обеспечивает судьям достойную оплату труда. Люди дорожат своим местом и своей репутацией – это в нашем деле взаимосвязанные вещи.
– А можно немного углубить тему репутации судьи? Ведь на заседании федерального Совета судей речь шла о дисциплинарной практике в судебной системе области, проще говоря, о тех отставках, которые так горячо обсуждали, в том числе и в СМИ.
– Возглавив областной суд, я поставил перед собой задачу совершенствования основных принципов отправления правосудия, в соответствии с судебной реформой, проводимой в стране. Если кто-то хотел и хочет представить мои действия, как принцип новой метлы, которая по-новому метет, я не могу запретить это делать. Но цели "уволить всех" я перед собой не ставил. Я уже неоднократно говорил о ситуации в мировых судах и судах общей юрисдикции, с которой столкнулся, знакомясь с работой. Прежде всего, возмутила волокита судопроизводства. К примеру, во Фрунзенском суде г. Владимира трудовой спор рассматривался девять (!) лет. Бывший председатель суда скрывала факты волокиты.
Наша область, а точнее Россия, стала ответчиком в Страсбургском суде – и все из-за элементарного неисполнения своих прямых обязанностей некоторыми судьями. Рассмотрение дел откладывалось из-за неявки сторон, которые просто не извещались в установленном порядке. Было два случая, когда приговоры по делу выносились в отсутствие сторон. Досрочно прекращены полномочия председателя Гусь-Хрустального суда З. Макаровой. В ее практике были вопиющие вещи, такие, как изъятие дела из производства судьи. В Ковровском горсуде дела об условно-досрочном освобождении рассматривались в день поступления, без приглашения участников процесса. Значительное число гражданских дел рассматривалось с нарушением сроков, предусмотренных законом. Много уголовных дел было приостановлено с 90-х годов. Во Фрунзенском суде уничтожили вещественные доказательства – наркотики. Были случаи, когда судья в ходе слушания дела спокойно разговаривал по мобильному телефону, утрясая свои дела. Во Владимирском спецприемнике граждане из стран бывшего Союза, нарушавшие эмиграционное законодательство и выдворенные из России, содержались почти по году. Их все это время кормили – содержание "выдворенцев" обходилось недешево.
Как вы считаете – такие факты могли не сказаться на репутации всего судейского сообщества? Мне нужно было закрыть на все глаза и фактически стать сообщником происходящего? Я не мог так поступить.
Я неоднократно в самых разных аудиториях комментировал и количество ушедших судей, и причины отставок. При том, что по штату в области 325 судей, в 2007 году в квалификационную коллегию судей Владимирской области мною было направлено около сорока представлений о привлечении судей (не только федеральных, но и мировых) к дисциплинарной ответственности. Некоторыми муссируется тот факт, что в отставку ушли 25 судей. Но ведь не все из них были наказаны. Большинство принимали решение о почетной отставке в связи с истечением срока полномочий, по возрасту, по болезни. В одном случае полномочия судьи были прекращены в связи со смертью.:
Приблизительно в четверти случаев решения об уходе в отставку принимались судьями после вынесения им дисциплинарных взысканий. В то же время многие судьи – из числа предупрежденных – сейчас работают добросовестно, без нареканий.
Хочу также подчеркнуть, что нарушения, имевшиеся в судах, фиксировал не только я. Одиннадцать представлений внесли в квалифколлегию председатели районных (городских) судов. Факты нарушений выявляла коллегия по уголовным и гражданским делам, президиум областного суда, о них нас информировали служба судебных приставов, УФСИН, прокуратура… Так что за чистоту рядов вершителей правосудия боролись все службы коллегиально.
Странно и то, что вопрос о "гонениях на судей" стал подниматься только сейчас, когда обстановка стабилизировалась. Порядка в судах стало больше, судьи работают спокойно, в обычном режиме. С начала года мною было внесено в квалифколлегию только пять представлений о привлечении судей к дисциплинарной ответственности, одно из них было отозвано.
– Юрий Федорович, вы несколько раз отметили, что те или иные вопросы комментировали в СМИ, в различных аудиториях. Вас побуждают к этому или вы сами видите такую необходимость?
– Мой принцип, который я начал претворять в жизнь, заступив на этот пост, – судебная система должна быть открытой. Предвижу ваш вопрос о том, как журналистам присутствовать на судебных процессах, если в залах суда не всегда могут разместиться свидетели по делу. Но в моем понимании открытость судебной системы – это и встречи с населением, и наши поездки с лекциями в школы и лицеи, и научные конференции, и День председателя суда, который стал в области традиционным.
Главное, к чему надо стремиться, это доверие людей. Граждане страны суда не должны бояться, в суд должны идти в надежде на защиту. Состояние судебной системы – это уровень цивилизованности государства. Отсюда вытекает, что разрешение любых конфликтов цивилизованно – это разрешение в судебном порядке.
– Судя по сказанному выше, председатель суда Владимирской области строит работу вверенной ему системы в соответствии с основными направлениями судебной реформы. Так, может, недовольство некоторых структур вызывает не Беспалов-председатель, а Беспалов-человек?
– Могу допустить, что это действительно так. В основе многих конфликтов лежат межличностные отношения. Но в работе я – за процессуальные отношения с представителями любых структур. Иного быть не должно. Не симпатии и антипатии должны преобладать при вынесении оценок, а закон и объективные факторы. Я не собираюсь уверять, что именно ко мне кто-то как-то особенно необъективен. Но вот такой нюанс: высшая квалификационная коллегия и рабочая комиссия при президенте мою кандидатуру на должность председателя суда Владимирской области рекомендовали сразу в декабре 2005 года. И до марта 2007 года я ждал назначения.
Я могу уверенно сказать, что судебная власть области конструктивно взаимодействует с исполнительной и законодательной властью, с УВД, прокуратурой, адвокатурой. Мы находим точки взаимодействия, аспекты взаимопонимания – у нас в целом общие задачи.
Но если какой-то чиновник убежден, что его кресло дает ему не просто привилегии, а право диктовать, какие решения принимать судье, то я не задумаюсь – испорчу ли я с ним отношения. Только независимое судопроизводства может вызывать доверие человека. Люди – вот за чье доброе отношение стоит бороться.
– Судья снимает мантию и становится обычным человеком. А если с кем-то из близких, не дай Бог, случится беда и ему будет грозить уголовное наказание, неужели работник судебной системы удержится и ничего не предпримет, чтобы помочь? Вот вы сами, например?
– Судья и в мантии не перестает быть человеком. Но наша профессия такова, что мы не можем позволить себе непрофессиональных действий. У нас есть законное право поинтересоваться судьбой близких. И важно найти различия: когда работник судебной системы интересуется, а когда пытается вмешаться в процесс отправления правосудия. У нас был случай, когда судья Александровского суда пытался повлиять на коллег из другого района. Мы решительно пресекли эти попытки. Сложно говорить о своей жизни в сослагательном наклонении – что бы, если бы. Мои взрослые сын и дочь живут в Москве, мне в этом смысле несколько проще. Конечно, я стал бы интересоваться положением дел, но вмешиваться? Нет, не стал бы.
Евгения Лютова